Ларри Нивен - Защитник. Рука закона [сборник litres]

– Джил, он поднимается.

Слишком быстро. Я внезапно понял, почему его дыхание восстановилось. Он бросил свою «Модель двадцать какую-то» в пыли. Может, она перестала работать; может, ему уже было все равно.

– И что же пошло не так? – спросил я.

– Она отправилась с прототипом в Дель Рей. Просто прошлась, повернулась и попозировала перед камерой, сделала несколько гимнастических упражнений, оставаясь внутри защитного поля, и со всем этим свечением вокруг нее, и ее лицо сияло внутри гермошлема. Она была прекрасна. Потом она посмотрела на приборы и закричала. Я заметил это и на моем пульте: поле постепенно слабело. Она закричала: «О боже, поле отказывает! – и бросилась бежать. – Думаю, я смогу добежать до края. Вызови больницу в Копернике!»

– Бежала со щитом? Разве он не был слишком тяжел?

– Как вы об этом узнали?

Геката сказала:

– Джил, он просто плывет вдоль края кратера. Парит.

Я кивнул ей и сказал Шриву:

– Это и было нашей самой большой проблемой. Что вы затерли, расплескав пламя ракеты по кратеру? Догадываюсь, ваш генератор поля был велик. Он находился на какой-то тележке, которую Райн могла тянуть. Она потащила за собой сверхпроводящий кабель, а источник энергии остался у вас.

– Да, это так. А потом она побежала и бросила его. Если бы она добралась до больницы, каждый коп на Луне захотел бы посмотреть, как устроен наш предполагаемый радиационный щит. Доктора захотели бы узнать, какому именно излучению она подверглась. У нас не оставалось и десяти марок. Никто не поверил бы, что у нас есть что-то работающее, светившееся в темноте вокруг Валери, а если бы и поверил, то увидел бы схемы в четырехчасовых новостях.

– И вы вытащили его назад.

– Руками, метр за метром. Разве я должен был оставить его валяться на Луне? Но она увидела, что я делаю. Она – не знаю, что она подумала, – она убежала к центру кратера. Я уже облучился довольно сильно, но эти следы… не только от ног, но и…

– Следы от кабеля, – сказал я, – повсюду в пыли, словно на конференции гремучих змей.

– Любой, заглянувший за краевой вал, их бы заметил! Поэтому я поднял лемми над стеной кратера, положил набок и запустил двигатель. Уж не знаю, что тогда подумала Валери. Она оставила какую-нибудь предсмертную записку?

– Нет, – сказала Геката.

– Даже если бы она это сделала, кто бы ее прочитал? Но я схватил слишком большую дозу, это меня едва не убило.

– В каком-то смысле так и случилось, – заметил я. – Лучевая болезнь заставила вас рано уйти в отставку. Это тоже послужило мне подсказкой.

– Гамильтон, где вы?

– Погодите, Геката! Шрив, из благоразумия я не отвечу.

Геката сказала с раздражением:

– Джил, он ускоренно поднимается прямо вверх. Что это все вообще значит?

– Прощальный жест. Правильно, Шрив?

– Правильно, – ответил он и отключил телефон.

Я объяснил Гекате:

– Когда его «Модель двадцать какая-то» отключилась, ему ничего не оставалось. Он начал искать меня. Залить мой корабль огнем от своего лемми. Хоть я и солгал насчет того, что нахожусь на валу Дель Рея, мы не знали, на чем именно он летит, Геката, и я не хотел, чтобы он узнал, где мы находимся. Даже лемми может причинить серьезные повреждения, если врежется в «Гелиос-энергию-один» на полной тяге. Что он делает сейчас?

– Наверное, опускает корабль… думаю, у него кончилось топливо. Он сжег его при зависании.

– Будем продолжать наблюдение.

Два часа спустя Геката сказала:

– Его инвалидное кресло перестало подавать сигналы.

– Где он опустился?

– У центра Дель Рея. Хочу поглядеть, прежде чем что-то предпринять.

– Все могло быть куда хуже. В конце концов, он был герой.

Я зевнул и потянулся. К завтрашнему утру я уже могу вернуться в Хоувстрейдт-Сити.

Я всегда слишком глубоко погружался в судьбу моих персонажей.

Это особенно сильно ощущалось, когда я дописывал «Смерть в экстазе».

Я уже давно не описываю законченных злодеев. Органлеггер Лорен был первой такой фигурой. Я закончил первый черновик этой повести утром в шесть часов… лег в постель… уставился в потолок… а к десяти часам сдался и пошел искать компанию.

Неделю или две спустя я закончил переделывать эту сцену, тоже в шесть утра. К восьми я бросил попытки заснуть. Остановить сердце Лорена воображаемой рукой – опыт суровый. Вас это, может, и не потрясет, но меня потрясло.

То была первая из повестей о Джиле Гамильтоне из Амальгамированной региональной милиции, Технологической полиции Объединенных Наций. Вторая повесть немалое время варилась у меня в голове, прежде чем я записал что-то помимо набросков.