Филипп Кузен: Антология зарубежного фантастического рассказа [компиляция]

Как-то раз, еще когда я только начинал увлекаться орнитологией (после того, как перестал охотиться на птиц с духовым ружьем, но прежде, чем получил специальное образование), я сел и подсчитал, где оказались все известные истории дронты.

Судьба первых двух, что прибыли с ван Неком, нам уже известна. Еще один жил в 1600 году в парке графа Солмса. Исторические документы упоминают «еще одного в Италии, одного в Германии, несколько штук в Англии и восемь или девять в Голландии». Виллем ван Хоорн знал об «одном, привезенном в Европу в 1640 году, и еще об одном — в 1685-м». Про последнего из них он писал, что тот «также зарисован голландским художником». Еще про двух сообщалось, что они «содержатся при дворе правителя Индии». Один из этих дронтов, возможно, и изображен на индийской миниатюре. Даже при неравнодушном подсчете, считая, что «несколько» — это как минимум три, получается всего двадцать дронтов.

А должно быть гораздо больше, если их в свое время загоняли на корабли десятками.

Что же мы знаем о дронтовых? Несколько судовых журналов да кое-какие отчеты, составленные путешественниками и колонистами… Весьма интересовала эта птица англичан. Сэр Хеймон Лестрейндж писал о том, что видел в клетке «додара с острова Маврикий… Будучи столь больших размеров, он не способен летать». Когда птица умерла, из нее сделали чучело, которое хранилось в Оксфорде, но через некоторое время оно пришло в негодность, и его сожгли, оставив только одну лапу и голову.

Франсуа Лега, гугенот, проживший на Реюньоне несколько лет, написал отчет о своих путешествиях, в котором упоминал, в частности, и дронтов. Отчет был опубликован в 1708 году (когда дронты острова Маврикий уже исчезли) и содержал информацию о том, что «некоторые мужские особи достигают веса в сорок пять фунтов…»

В 1761 году Маскаренские острова посетил аббат Пингре. Он застал последних пустынников на Родригесе и собрал информацию о птицах, обитавших на Маврикии и Реюньоне.

После этого остались лишь мемуары колонистов да научные споры относительно того, куда именно в таксономической схеме должны относиться Raphidae: одни утверждали, что к голубиным, другие — к пастушковым. Но вскоре даже эти мелочные споры утихли. О дронтах забыли.

И когда Льюис Кэролл написал в 1865 году «Алису в стране чудес», читатели решили, что дронтов придумал он.

На заправочной станции, откуда я звонил, творилось бог знает что. Дверной колокольчик звякал и брякал непрерывно, и я едва расслышал ответ, когда все же дозвонился.

Ответил мне тип по фамилии Селведж, с которым я долго не мог найти общего языка. Сначала он принял меня за агента по продаже недвижимости, затем за адвоката. Еще через некоторое время он решил, что я просто мошенник. Только с большим трудом удалось узнать от него: мисс Анни Мэй Гаджер (подруга детства Джолин Джимсон) стала теперь (и уже давно) уважаемой мисс Анни Мэй Радвин, а этот тип Селведж ошивался у нее в качестве то ли секретаря, то ли приживалы.

Но вот в трубке что-то щелкнуло.

— Молодой человек, вы утверждаете, что разговаривали с некой Джолин? — задал вопрос. Это был голос пожилой женщины, южный и очень чистый. — Вы имеете в виду Джолин Смит?

— Да! Мисс Радвин, ведь вы — мисс Анни Мэй Радвин и раньше носили фамилию Гаджер? Я разговаривал с Джолин Смит — теперь она стала Джолин Джимсон, — которая прежде жила в Водяной долине в штате Миссисипи…

— Молодой человек, — снова обратился ко мне женский голос, — вы уверены, что вас направила сюда не моя противная сестра Альма?

— Кто? Нет, мадам. Я встретил женщину по имени Джолин…

— Я хотела бы поговорить с вами, молодой человек, — наконец-то услышал я. Потом голос добавил небрежно:

— Селведж, объясните молодому человеку, как ему доехать.

Дом мисс Радвин оказался большим красивым особняком. За сорок лет — от хижины на склоне холма в штате Миссисипи до вот такого… Есть разные способы достичь успеха, и я невольно задумался над тем, как именно Анни Мэй Гаджер добилась этого. Удача? Вероломство? Вмешательство свыше? Напряженный труд? Судебные тяжбы?

Селведж провел меня в залитую солнцем комнату. Вся мебель в доме была изготовлена где-то между началом века и пятидесятыми годами — у таких вещей словно нет возраста. Они никогда не выглядят очень хорошо, никогда не выглядят слишком плохо, и каждый стул обязательно удобен.

Ко мне вышла очаровательная леди в зеленом брючном костюме. Ей было за шестьдесят. Пшеничного цвета волосы, причем я решил, это их естественный цвет. Голубые глаза, как у моей учительницы в первом классе. Ей удалось сохранить стройность и гибкость, и вообще выглядела она так, будто слово «полнота» в ее словарном запасе отсутствовало.