Михаил Фиреон - Детектив Марк Вентура

— Бухгалтерия — зевнув, бессмысленно уставился перед собой детектив, прочел вслух на одной из распахнутых настежь дверей.

Там, за ними, просматривался большой зал с высоким потолком, заставленный шкафами с папками и столами-бюро, просторные окна смотрели в сад. За ними, через кроны деревьев светлело глубокое и пронзительное синее небо — окна отделов и кабинетов выходили на западную сторону комендатуры в приятную уютную тень под горой, а длинного проходного коридора — на восточную, на плац и проспект Рыцарей, туда, откуда сейчас светило, слепило глаза солнце, поднималось над темными стенами кварталов, крышами, башенками, куполами церквей и колокольнями Гирты.

С южного торца здания там, где к нему примыкала башенка с третьим этажом, проход перегораживала массивная и высокая, крашеная белой краской дверь с двумя латунными табличками: «капитан Валентин К. Тралле» и «отдел Нераскрытых Дел», тот самый, в котором и служили лейтенант Турко и Фанкиль и к которому и был приписан детектив.

Именно к этой двери позавчера вечером привел его попутчик, шериф Гассе, что доставил его на своем дилижансе до Гирты, сопровождая какой-то важный груз, о содержании которого Вертуре знать не следовало. Тогда еще детектив запомнил — как бы невзначай шериф шепнул ему, что если понадобится, его при любых обстоятельствах вывезут из Гирты, главное оставить на почтамте в ящике до востребования кодовое слово, из чего Вертура еще раз заключил, что шериф и есть самый настоящий шпион и агент королевской контрразведки.

За дверью был просторный зал с окнами на три стороны: на плац, в сад и с торца здания на реку. В зале было несколько шкафов с бумагами и приборами, столов и массивных, необычайно тяжелых и крепких стульев, диван, который Фанкиль запретил раскладывать, иначе он сломается, вешалка с кучей беспорядочно накиданными поверх пахнущих лесом и костром плащей и курток и массивная, квадратная, с матовой стеклянной заслонкой печь. Но больше всего Вертуру поразила огромная и темная, почти от пола до потолка, так не сочетающееся с общей казенной обстановкой, висящая между окон на стене на другом конце зала, прямо напротив входной двери, картина.

Темный шпиль собора Последних Дней, того самого, который детектив рассматривал вчера утром с моста, пронизывающий пурпурное в вышине, но охваченное заревом пожарища понизу, небо и бело-рыжие хвостатые звезды, стремительно летящие наискосок к темным, сумрачным кварталам и крышам Гирты. Что-то зловещее и захватывающее одновременно было в этой картине, и, увидев ее позавчера вечером в первый раз, детектив еще очень впечатлился, подумал, зачем она здесь.

Сейчас же в зале было светло и даже весело и, глядя на это полностью растерявшее свою притягательную непреклонность и мрачность панно, детектив поймал себя на мысли, что наверное позавчера он просто очень устал с дороги и ничего такого особенного в нем нет. Вертура окинул взглядом отдел, в котором ему предстояло нести свою службу: одно из угловых окон, что позавчера было распахнуто настежь всю ночь, и от которого в зале было так холодно, что детектив долго не мог уснуть, но постеснялся попросить прикрыть его, было по-прежнему раскрыто. Через него сквозь кроны тополей открывался вид на бегущую холодную серую воду далеко внизу под обрывом, светлую громаду квартала на противоположном берегу реки и длинное желтое, с просторными окнами аудиторий, здание университета.

Еще четыре в зале окна выходили на плац и еще четыре в сад. Через все этажи вела отдельная лестница. Внизу были арсенал, лаборатория, склад и туалет с краном и смесителем из которого текла только холодная вода, а наверху кабинеты инспектора Тралле, Фанкиля и еще один, запертый с табличкой «Архив». Еще на третьем этаже, в просторной зале, куда выходили двери всех трех кабинетов, как в кают-компании корабля, стоял несколько потрепанный, по от этого не менее величественный рояль благородного темно-вишневого цвета, а вдоль стены, словно в вальсовом зале, рядком пристроились три изящных, с мягкими подушками и кривыми ногами стула. Обработанные шкуркой, чиненые и выкрашенные лаком в каретной мастерской, судя по своему бывалому виду, эти манерные предметы интерьера повидали на своем длинном веку всякого, и быть может когда-то стояли даже в самом герцогском дворце…

Еще в том зале стояла кадка с каким-то разлапистым широколистным растением, и было сильно накурено, хотя первым запретом, о котором узнал детектив по прибытии в полицейскую комендатуру Гирты, был запрет — не курить ни в кабинетах, ни в коридорах, ни на лестнице, что каралось выговором.