Михаил Фиреон: Полиция Гирты [СИ]

Его разбудили дождь и колокольный звон. Тяжелые мерные удары волнами разносились над городом, отражались эхом от стен домов и в узких улочках, заставляли едва заметно вибрировать стекла. Фестиваль еще не кончился, но дождь уже пошел. Серой пасмурной пеленой укрыл город. Заливал улицы и проспекты Гирты.

Вода журчала в трубах водостока, с холодным плеском вливалась в титан в смежной комнате. Дворник Фогге бубнил, ворчливо спорил с кем-то незнакомым на улице, вяло поводил по мокрым камням метлой. Где-то наверху, в доме, громко ругались, топали ногами по доскам пола, соседи, но толстые каменные своды глушили звуки так, что было совсем не разобрать что у них там случилось.

— Надо будет устроить горячую ванну — подумал Вертура и повернулся на бок, чтобы поспать еще чуть-чуть…

Через пять минут он был уже причесан и одет, а еще через десять стоял в храме — соборе Иоанна Крестителя, что стоял через две улицы от дома, где он жил. Внимал литургии, смотрел на тускло поблескивающие в свете высоких окон под куполом оклады икон и отражения лампад на серебряных нимбах, слушал хор и молитвы, крестился.

Терпкий дым ладана клубами стелился по полу. Жаркой душной копотью чадили, оплывали слезами блестящего ароматного воска, многочисленные свечи.

— Ты с угла Прицци и Гримма? — подошел, спросил алтарник. Молодой человек лет девятнадцати с бородкой, узким взволнованно-одухотворенным лицом, длинными волосами и, висящим на шее, на веревочке, проклеенном кожаной полоской по переносице, пенсне.

— Да — в очередной раз слегка удивившись тому, что в Гирте трудно остаться незамеченным, не соврал, ответил и опустил глаза детектив — я пришел на исповедь.

— Опоздали, исповедь у нас в семь. Подойдите к отцу-иерею, может он вас благословит — указал ему рукавом служитель. Вертура кивнул, отошел в указанный предел храма и встал в очередь под сумрачный свод, где, озаренный рыжими бликами дымно горящих в ящиках с песком свечей, стоял массивный черный крест. Тусклые, покрытые лаком и маслом, лики икон на маленьком, перегораживающим всю арку иконостасе, слабо мерцали в глубине портала, за ним, отражали их слабый трепетный свет.

Когда подошла его очередь, старенький, но широкий и крепкий священник в потертом черно-сером подряснике и нарядной светло-голубой епитрахили, поправил очки, не узнавая, вопросительно посмотрел поверх них на детектива, жестом призвал его к себе.

— Причащался? — когда он вернулся домой, мрачно спросила его Мариса.

— Не допустили — ответил Вертура — священник сказал, чтобы ты тоже подошла. Он такой в узких очках, седой, с лысиной…

— А это отец Ингвар — ответила, отмахнулась Мариса — он хороший человек.

Вертура повернул стул, вполоборота сел к столу и, положив поверх письменного прибора и папок завернутые в старый номер «Скандалов» купленные в лавке внизу сыр, петрушку и хлеб, стыдливо и бессмысленно уставился себе в колени. На печке грелся котелок с кофе. Мариса лежала в одежде на кровати, задрав ногу на ногу, курила трубку, смотрела на детектива с подозрительной, мрачной ненавистью.

— Отец Ингвар служит в соборе Иоанна Крестителя, раньше я часто к нему ходила… — неохотно пояснила она, когда стало очевидно, что Вертура не собирается комментировать свою исповедь — ты все ему выдал?

— Ничего я не выдал — покачал головой детектив и с досадой прибавил — что мне выдавать-то? Вся Гирта и так уже знает о том, что ты живешь здесь, со мной и все смотрят на меня, как на идиота… Тебя отлучили?

Мариса молча кивнула.

— Он сказал, чтобы мы пришли вместе.

— Он уже приглашал меня, но я не пойду.

— Ты считаешь, что Бог к тебе несправедлив?

— Не хочу обсуждать с тобой это.

— Придется — внимательно глядя ей в глаза, ответил Вертура — он сказал, что раз мы с тобой спим на одной кровати, это касается нас обоих…

— Ты еще мораль мне прочти! — презрительно прищурилась на него Мариса — расскажи мне как мне надо правильно жить, или что еще в этом роде, как вы все это любите делать.

— Обойдешься — также грубо и неприязненно бросил ей Вертура — открой Евангелие и сама прочти.