Я встал, вынул минелу из развилки в ветвях и подошёл к нему. Он удивил меня: легко приподнялся на ладонях и сел, скрестив ноги; все движения плавные и грациозные — и не скажешь, что ему больно! Чёрные глаза ожили и сверкали колючими огоньками:
— Без чехла? Трясины! Давно?
Я решил «трясин» не замечать: он же бродяга, он привык к грубым словам. Зато больше не молчит!
— Нет-нет. Я всегда храню её в чехле. Просто я её брал недавно. Я бы не забыл про чехол.
— Ты брал… — сталь оделась в бархат: — Прошу прощения, милорд.
— Да не за что. Не зови меня на «вы», я не люблю всяких почтительных обращений.
Он вздёрнул брови и слегка склонил голову.
— А я люблю. Сьер Тиин — звучит очень мило. Правда?
Он пошутил? Вид у него серьёзный… Или это дерзость? Дерзости от бродяг Рыцарю выслушивать не подобает!
— Извини. Глупая шутка, я понимаю.
В голову настырно лезла мысль: он говорит свысока и смеётся надо мной, причём смеётся недобро. Я с усилием её отогнал и улыбнулся:
— Вот ещё, за шутки извиняться! Странно, если мы станем вести себя… ну, будто совсем чужие.
— Да, странно. Ты ведь так обо мне заботишься. Это же ты прыгнул к Лили? Я у тебя в долгу.
— Никаких долгов, — пробормотал я. Отчего у меня вдруг появилось ощущение увесистой пощёчины? Да я просто отвык с людьми разговаривать! Прав был Мейджис, нельзя всё свободное время сидеть в библиотеке. Теперь мне чудятся насмешки в невинных шутках и оскорбление в каждом взгляде! «Как пристально он смотрит, а я опять краснею, и вид у меня дурацкий». Я поспешно протянул ему минелу:
— Возьми. Я ничего не испортил, ты не беспокойся.
— Хорошо играешь?
— Совсем никак. Я просто трогал струны. Она отзывается, как живая, а мне хотелось поговорить хоть с кем-то, кто отвечает…
Я осёкся: похоже на упрёк. Ну и отлично я веду себя — едва успели познакомиться, а я уже требую!
— Мне казалось, — неожиданно сказал он, — стоит открыть рот, и я закричу или разревусь на весь лес. Огонь и боль. И слишком живые сны. Тот Рыцарь обещал убить Лили, если я крикну. Я думал, что прокусил губу насквозь. — Он усмехнулся. — И что я умру. От какого-то кнута… глупо, правда?
Давиат, как мне его остановить?! Вина уходит с искуплением! Заплатил — значит, вины и наказания как бы и не было. Ну зачем он об этом?!
— А в снах я всякий раз вскрикивал в конце, — непринуждённо поведал Вил. — И все вокруг хохотали. И впрямь смешное было зрелище, верно?
— Смешное?! — я ощутил тошноту от воспоминания. — Нет. Совсем нет. Вил… ты лучше забудь. Это прошло. Нельзя отдаваться во власть прошлому. Жить надо настоящим.
— Так учат в Ордене? И ты так умеешь? — он сощурился. — Настоящее. Сны о тех столбах и шрамы на спине, как проснёшься… А, ладно. Главное, Лили жива. А ты часто там оказывался?
— Где? — я не успевал следить за причудливым течением его мыслей.
— Ну, между столбами. — Он смотрел мне в глаза, улыбаясь. — Как это… в эллине, да? Часто?
Я ошеломлённо затряс головой. Ну и вопросы! Час от часу не легче.
— Ни разу. Я поступаю, как мне кажется правильным. Почему бы мне захотелось идти в эллин?!
— М-да, — хмыкнул он, изгибая густые брови. — Мне тоже не хотелось.
— Но ты вошёл за Черту. — Мне не нравилось чувствовать себя смущённым, и оттого я говорил более резко, чем намеревался. — Нарушил запрет. И тебе ещё повезло: тебе же позволили сохранить минелу!
Он задумчиво кивнул. Какое странное выражение на его лице. И взгляд очень-очень странный.
— Да. Они были очень добры. Я запомню на всю жизнь. Особенно тот, высокий. Не скажешь имя?
— Мейджис Эвин Сатсел. — Я думал о нём с нежностью… и, как всегда, с горечью в глубине: самый близкий из всех живых людей в мире. — Лорд Трона.
— Отец? — небрежным тоном бросил Вил.
— Наставник. — «Это прошло. Жить надо настоящим. И ты так умеешь?» — Отец умер.
— Давно? — отозвался Вил. Я беспомощно смотрел на него, не зная, как прекратить всё это.
— Шесть лет назад. — «Это прошло». — Он заболел… — «Хватит!» — Извини, я не люблю вспоминать.
— А мама у тебя где? — спокойно продолжал Вил. — Ты её вообще-то знал?
У меня появилось чувство, что меня раздели и исследуют моё устройство самым простым методом: разрезая кинжалом, где заблагорассудится исследователю.
— Она… за два года до него. Был пожар. Мы жили не в Замке, в домике, из брёвен. Ну и вот…
Он помолчал, склонив голову и пощипывая струны.
— А тебе сколько лет? Семнадцать?
Как вовремя! Ещё слово о моей семье, и я не сумел бы сдержать слёз. Улыбнись, быстро! Вот так.
Читать дальше