Сергей Алексеев - Запах цветущего кедра

— А чего сюда с ним попёрлась? — мрачно спросила слепнущая тётка. — Если взяла за хобот — держи на месте.

— Думала: увидит маму — и разочаруется. Поймёт: нельзя любить призрак прошлого... И будет со мной... Теперь ушёл провожать и не вернулся.

— Доигралась, дура! Мужик у тебя в руках был!

Ей никто не ответил. Лиза побаюкала свои руки.

— Только нашла семью, даже с братьями познакомилась. И всех потеряла...

— У пророчицы ведь муж есть! — вспомнила Матёрая.

— Есть... У Сохатиной Прорвы ждёт, на обласе.

— И что же будет?

— Драться станут, — просто объяснила Лиза. — У огнепальных такой обычай. Только муж старый, но ещё не ветхий. Если Рассохин победит, Прокоша с молчунами уйдёт в горы. А Рассохин победит. Потому что мама этого захочет.

В это время зашевелился в своей зыбке и заплакал Дворецкий. Женщины непроизвольно вздрогнули, замолчали, а стриженая даже шаг сделала к обласу, но Лиза опередила, покачала зачарованного профессора.

— Молока ни у кого нет?

— Ты ему сиську дай! — посоветовала опухшая тётка.

— А водки? — спросила стриженая. — Так выпить хочется... Никто с собой не взял?

— Перебьёшься! — рыкнула на неё Матёрая. — Наслаждайся природой!

— Обидно, — пожаловалась та. — Почему за нас никто не дерётся? Просто берут, потом бросают.

И растрясла угодивший на глаза рюкзак Рассохина. Вывалила половину вещей, нашла фляжку и принялась глотать из неё жадно, неумело, с вороватой опаской. Почти ослепшая от отёка тётка, однако же, заметила это, бесцеремонно отняла и, не припадая к горлышку, стала вливать себе в рот, не делая глотательных движений.

Матёрая вырвала у неё фляжку, хотела вылить водку на землю, но все трое одновременно бросились на неё уже с шипеньем и кулаками.

В первый момент не испытал уныния, пожалуй, только дежурный по аэродрому, поэтому выглядел энергично, как всякий счастливый ясашный человек.

Скандал, возникший возле вертолёта, избавил его от гнева начальства, да и само начальство в присутствии знаменитой артистки вело себя сдержанно и во всём ей поддакивало.

Это было проявление великой силы искусства!

А Неволина, пользуясь своей беспредельной властью, не соизволила даже выслушать тех, кто умолял взять на борт. Требовать посадки в вертолёт посмел только прокурорский следователь Кошкин, но сразу был унижен и растерзан звездой, едва та услышала, какое ведомство он представляет. Ему было объявлено об увольнении из прокуратуры, как только она спасёт женщин на Гнилой Прорве и вернётся в Усть-Карагач. То же самое относилось и к Гохману. Губернатор, стоя за её спиной, тут же заверил актрису, что воля её будет исполнена: эти два сотрудника будут не просто уволены, а ещё будет назначена соответствующая проверка на предмет криминала в действиях всех работников правоохранительных органов, допустивших существование секты у себя под боком. К тому же кинодива, вероятно, не совсем понимала обязанности участкового, перепутала его с главой администрации посёлка и поручила обеспечить оказание медицинской помощи, питание и ночлег спасённым сектанткам.

Услышав об увольнении и наученный Бурнашовым, Гохман отвечал ей излишне грубо, потом и вовсе обложил матом, на какой-то миг заставив даже замолчать актрису, однако ненадолго, ибо она тоже вспомнила соответствующий язык и не осталась в долгу. Напоследок губернатор приказал никуда не отлучаться и ждать его на аэродроме, дабы угодить звёздной гостье, которая намеревалась ещё покуражится над беззащитными мужиками.

Но более всего досталось Бурнашову, едва он назвал свою фамилию. Учёный был обвинён в многожёнстве, издевательстве над брошенными женщинами и детьми и получил совет — хоть единожды проявить мужественность и застрелиться до её, Неволиной, возвращения с Гнилой. После чего дверь захлопнулась, вертолёт взмыл в воздух и улетел, горделиво задрав хвост.

Кирилл Петрович, выстоявший пять минут на коленях и источивший всё своё блистательное красноречие, был посрамлён и унижен в присутствии мужиков до такой степени, что и в самом деле готов был покончить с собой. Единственное, что удерживало его и как-то ещё вдохновляло на жизнь, — дерзость Колюжного, улетевшего на хвостовой стойке шасси вертолёта.

Кошкин и Гохман от обиды в первую минуту вообще чуть не подрались, обвиняя друг друга в непрофессионализме и тупости, уже и за грудки похватались. Но потом оба накинулись на учёного: оказывается, всё испортил Бурнашов, пав на кле-ни перед Неволиной! Она сразу же почувствовала себя королевой и стала попросту измываться над мужиками и всячески их унижать, а орда спасателей в салоне во главе с губернатором, желая понравиться артистке, принялась ей подпевать.