Джаспер Ффорде: Ранняя пташка

– Эй, – сказал я, – ты слышала, что Эд Дуизл сплясал «ночной фанданго»? [8] Жаргонное выражение, означающее «стать лунатиком». Схожие выражения: «скорлупа», «капуста», «мертвоголовый» и «шлак». Более вежливым является слово «вернувшийся», но, строго говоря, такой человек находится в псевдосознательном состоянии вегетативной подвижности.

– Да, – подтвердила Люси, – слышала.

У Дуизла вечно были проблемы с тем, чтобы набрать вес. Мы всегда тайком его подкармливали. Не знаю, как ему удалось самостоятельно продержаться три Зимы после того, как он покинул приют Святой Гренеты, но, должно быть, это дорого ему обошлось. Несмотря на то что в четвертую зиму Дуизл по уши накачался «морфеноксом», в спячку он залег слишком худым, и запасы жира у него иссякли примерно за три недели до Весеннего пробуждения. Он стал лунатиком, затем его преобразовали куда-то на север подметать улицы, а через восемь месяцев разделали.

– «Полезно до самой смерти и после нее», – сказала Люси, – как любит повторять на рекламных плакатах компания.

Она имела в виду компанию «Зимние технологии», которая выпускала «морфенокс», а также преобразовывала всех подходящих лунатиков и изучала их потенциал по части трансплантаций. Политика компании в отношении лунатиков была направлена в первую очередь на общедоступность. Был у нее еще один рекламный лозунг:

Использовать можно все, кроме зевка. TM

Мы с Люси прошли в вестибюль Зеленого зала.

– Мне всегда как-то не по себе от встреч бывших воспитанников Приюта, – сказала она. – В целом неплохо, но нравятся мне далеко не все.

– Грубое и гладкое, – заметил я.

– Дерьмо и святые, – уточнила Люси.

Мы смешались с толпой, пожимая руки или кивая другим приглашенным, в строгом соответствии с постоянно меняющейся шкалой уважения и признательности. Уильямс, Уолтер, Кейли, Нил, другой Уильямс и Макмаллен – все они были здесь. Я собирался сказать пару слов Гэри Финдли, но тот, увидев меня, сразу же отвернулся, сделав вид, будто хочет налить себе еще пива из кулера. Мы с ним не обменялись ни словом с тех пор, как нам было по двенадцать лет, с того самого дня, когда он прекратил издеваться надо мной, с того самого дня, когда я откусил ему ухо [9] Если вам интересно, оно оказалось на вкус соленым и отделилось на удивление легко. .

Те, кто уже давно покинул стены приюта – по большей части я их не знал, – свободно общались с нами, как и мы сами свободно общались с нынешними воспитанниками. Всех тех, кто провел какое-то время в приюте, объединяли прочные узы, похожие на родственные. На самом деле, если учесть обстоятельства жизни здесь, мы действительно были одной большой семьей.

Люси направилась поздороваться со Старшими сестрами, которые в центре всеобщего внимания величественно восседали на сцене подобно семерым герцогиням, приветствуя гостей. Сестры глупо хихикали над какой-то шуткой; их обычная строгость смягчалась тройным праздником важного события, еды, а для тех, кто не вынашивал ребенка, еще и хереса, самого дешевого, какой только можно найти.

– Наша самая что ни на есть собственная Люси Нэпп, – сказала сестра Плацентия, когда мы приблизились к сцене, обнимая Люси, а на меня обращая внимания не больше, чем на знакомый предмет мебели. – Скажи что-нибудь хорошее.

Люси вежливо рассказала сестрам, что ее перевели в систему быстрого отслеживания лунатиков компании «Гибер-тех», а я молча стоял рядом. Несмотря на свои причуды, сестры в целом были неплохими. Без них я бы не выжил – младенцев, находящихся в гораздо более плачевном состоянии, чем я, регулярно оставляли недокормленными к началу их первой Зимы. Так что были приюты и похуже этого.

– Очаровательно, дорогая, – сказала сестра Плацентия, когда Люси завершила краткий рассказ о том, что с ней случилось. – И каковы шансы, что ты сможешь выделить нам для работы на кухне Эдварда?

– В следующем году работа системы будет совершенствоваться, – сдержанно ответила Люси. – И тогда я посмотрю, что можно будет сделать.

Эдвардами и Джейн назывались преобразованные лунатики. После того как их избавляют своевременными перекусами от склонности к людоедству и кропотливо собирают воедино разрозненные клочки их сознания, они могут выполнять простую работу. Некоторые считают, слишком простую, чтобы их можно было использовать в домашнем хозяйстве. В Приюте Святой Гренеты в Порт-Толботе был Эдвард, умеющий мыть посуду [10] Но только тарелки, блюдца, кастрюли, сковородки и столовые приборы. Чашки, кружки и стаканы остаются для него чем-то слишком сложным. , но по большей части их использовали строго для одинаковых повторяющихся действий, таких как открывание дверей, накачивание воды и копка огорода.