Джаспер Ффорде: Ранняя пташка

– Значит, – спросила актриса, кивая на то, что осталось от миссис Тиффен, – ей дали прибежище? [5] Юридическим языком: «Отказ по каким-либо причинам задержать или выдать человека, находящегося в состоянии псевдосознательной вегетативной подвижности». (Здесь и далее, кроме спец. оговоренного – прим. автора.)

– Муж, на пять лет.

Большинство тех, кому я говорил об этом, выражали свое негодование: но только не актриса.

– Должно быть, он очень ее любил.

– Да, – согласился я, – он отдал все, чтобы ее защитить.

В то время как мистер Тиффен считал свою жену человеком с глубокими неврологическими проблемами, мы видели в ней только еще одну жертву Зимы. Игра на бузуки представляла собой всего лишь странность, рудиментарное воспоминание, сохранившееся в сознании, когда-то искрящемся особенностями характера и творческой энергией. Практически весь головной мозг миссис Тиффен исчез; оставалась только пустая черепная коробка.

С громким шипением и свистом поезд подкатил к вокзалу Аберсинона. Пассажиры двигались по платформе с достойным одобрения молчанием, что было вполне объяснимо: те, кто сейчас спешил к уютной усладе сна, слишком устали, чтобы праздновать, а у тех, кто собирался зимовать, в мыслях господствовали тревоги и заботы предстоящих одиноких шестнадцати недель. Слов почти не было; пассажиры выходили из вагонов и садились на поезд, и даже стук молоточка путевого обходчика, казалось, потерял свою обычную звонкость.

– Когда речь заходит о близких родственниках, суды, как правило, проявляют благосклонность, – тихим голосом заметила актриса. – Заметьте, прибежище – это прибежище.

– Суда не будет, – сказал я. – Ее муж умер – погиб с честью.

– На мой взгляд, лучшая смерть, – задумчиво произнесла женщина. – Надеюсь, со мной случится то же самое. Ну а вы? У вас за плечами много Зим?

– Эта будет первой.

Она посмотрела на меня с таким изумлением и потрясением, что мне стало не по себе.

– Первая Зима? – повторила актриса. – И вас отправили отлавливать лунатиков в Двенадцатый сектор?

– Вообще-то, я не один, – возразил я, – нас…

– …первую Зиму нужно проводить в помещении, проходя акклиматизацию и записывая свои впечатления, – продолжала она, не обращая на меня внимания. – Я потеряла слишком много зеленых новичков и знаю, о чем говорю. Как вас заставили? Вам угрожали?

– Нет.

В этом не было необходимости. Я вызвался добровольно, с радостью, восемь недель назад, во время праздника по случаю Обжорного четверга.

Обжорный четверг уже давно считался первым днем обильного чревоугодия, когда приходила пора баловать себя всевозможными диетами, позволяющими быстро набрать жирок, и дать себе зарок воздерживаться от греха физических упражнений, быстро прогоняющих лишний вес. Еще вчера можно было бежать за автобусом, и никто даже глазом не повел бы; завтра же на такой поступок будут хмуро взирать как на чуть ли не преступную безответственность. На протяжении двух месяцев до Засыпания, знаменующего собой начало зимней спячки, каждая калория считалась священной; велась напряженная борьба за сохранение каждой унции веса. Весна радушно встречала только тех, кто позаботился о запасах жира.

Тощий Пит уже спит, голодный, кожа да кости.

Тощий Пит уже спит, а смерть спешит к нему в гости.

По своей работе в качестве помощника управляющего приюта я подчинялся обыкновенно сговорчивой и исполнительной сестре Зиготии, из чего следовало, что приготовления к празднеству Обжорного четверга ложились в основном на мои плечи. И хотя это создавало простор для критики в мой адрес, в то же время мне предоставлялась желанная возможность отдохнуть от нудной рутины хозяйственных забот в Приюте коллективных родителей Святой Гренеты [6] Девиз: «Воспитанников должно быть как можно больше, и тогда не страшна никакая убыль». . По сути, для Обжорного четверга требовались всего три вещи: обеспечить в достатке еду, обеспечить в достатке стулья и проследить за тем, чтобы сестра Плацентия не дорвалась до джина.