Макс Фрай - Так берегись [litres]

– Ну надо же, как ты её защищаешь, – изумился я. – Не думал, что после всего, что она с тобой сделала, ты будешь на её стороне.

– Я не на её стороне, а на твоей. Хочу, чтобы ты перестал проклинать себя за то, что дал жизнь чудовищу. Тем более что это неправда. Никакое она не чудовище, точно тебе говорю. Просто человек, переступивший черту, за которой уже чем хуже, тем лучше, не разбирая пути, несёшься к погибели, вернее, погибель сама тебя несёт. Уж я-то знаю, как это бывает. Поэтому у меня неблагоприятный прогноз. Я хочу сказать, рано или поздно мёртвая леди вынудит тебя её уничтожить, просто выбора не оставит. Так будет, хотим мы того или нет. И тебе придётся это выдержать. Не рехнуться, не возненавидеть себя, не пустить под откос свою жизнь. И не закрыть своё сердце, решив, что все беды от его готовности безоглядно любить. Вот о чём сейчас, по-хорошему, следует думать, а не страдать попусту, убеждая себя и других, что какое-то там «чудовище» породил.

Я смотрел на него, как громом поражённый. Хотя ничего нового мой друг не сказал. Я и сам понимал, что рано или поздно мне придётся покончить с Агатой, а потом как-то с этим жить, потому что – ну, надо. Не умирать же. Когда ты почему-то нужен такой куче народу, просто нечестно их всех без себя оставлять.

– В самом крайнем случае, всегда можно утратить память, – сказал Шурф. – Не всю, а избирательно. Только отрезок времени, включающий тягостный эпизод. Есть соответствующее заклинание, я о нём знаю только теоретически, но любой магический приём можно освоить, не вопрос. Впрочем, тебе, наверное, и заклинания не нужны, достаточно на Тёмной Стороне попросить, и сразу забудешь. Лично я, если бы дошло до дела, ни за что не согласился бы стирать из памяти даже те эпизоды, о которых порой в минуты слабости хочется позабыть. Но выбор такая штука – если есть хоть какой-то, лучше об этом знать.

– Забыть и я бы не согласился. Хотя это я сейчас так думаю. Посмотрим ещё, что потом запою. В любом случае, спасибо, что напомнил про такую возможность. И не только за это. Про чудовище тоже важно. Ты прав, конечно, во всём. Агата не выбирала такое посмертное существование. И способность легко отнимать чужую силу – не её заказ, само получилось. А что соблазну не смогла воспротивиться, так я бы на других посмотрел… И меня она тоже не выбирала. Из меня тот ещё покровитель, сам бы от такого на край Мира сбежал. Со мной только на равных играть хорошо, а зависеть – лютая жуть… Не представляешь, как мне её жалко. Как вообще всего жаль!

– Как раз вполне представляю, – откликнулся мой друг. – И для меня нет ничего печальней, чем упущенный шанс, нереализованные возможности, тщетность усилий, не исполнившееся обещание великой судьбы.

Я бы дорого дал за возможность остановить мгновение, вечно сидеть в кабинете с Шурфом, который обладает совершенно уникальной способностью быть отличным компаньоном не только в радости, но и в беде. Тем более в предчувствии беды, которая ещё не случилась. Вот-вот, очень скоро случится, но всё-таки не прямо сейчас. Потом.

Ещё и поэтому мне хотелось остановить мгновение – чтобы никакое «потом» так и не наступило. Но останавливать время я не умею. И никогда не стану учиться. А то я себя знаю, мне только волю дай.

Но воля была не моя, поэтому время текло, не останавливаясь, даже не замедляясь. За пару часов до рассвета у меня начали слипаться глаза, но перспектива отправиться в спальню, где ничего не отвлекает от мрачных мыслей, вселяла в меня почти первобытный ужас. Сошлись на компромиссе: усыпляющее заклинание, диван в кабинете, такой короткий и неудобный, что спать на нём сущая мука. Именно то что требуется очень усталому человеку, в глубине души убеждённому, что муку он заслужил.

Этот компромисс ещё долго меня выручал: спать-то всё-таки надо. А беда с каждым днём становилась всё ближе, как с каждым днём становится ближе всякое неизбежное, это я точно знал. Но всё равно верил в чудо. А как мне было не верить? Люди порой меняются, это же правда так, сколько раз уже становился свидетелем внезапных удивительных перемен, которых совершенно не ожидал. Поэтому каждый день я выходил из дома в надежде, что где-нибудь на середине пути увижу на мозаичной мостовой блестящие рельсы, услышу гудок приближающегося паровоза, Агата выглянет, скажет: «Прости, что такой ужас творила, сама не понимаю, что на меня нашло, помоги мне, пожалуйста, подскажи, как всё исправить». Не обязательно именно это, пусть хоть что-нибудь скажет – такое, чтобы я смог ей поверить. И рискнул начать всё с начала – запрыгнуть в последний вагон, обнять Агату, стоять рядом с ней у окна, смотреть на проплывающие мимо рощи и города, слушать её рассказы, записывать их для Шурфа, смеяться и пить вино.