Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

Накренясь, барка медленно вошла в канал Манаган, из которого открывался прямой путь к маяку Хирхуф.

Здесь караваны обычно разделялись.

Одни шли в Амму, а белый камень везли в Аммару.

Туда же, в Аммару, шли барки с медью и золотым песком.

А в Меллух везли диорит для огромных статуй, постоянно затапливаемых чёрным илом и мутной водой с Олимпа. Чтобы построить Меллух ламиты приходили с моря Аззор, а сузы из Нижних Суз, а манаганы поставляли глыбы диорита. Огромные чёрные статуи поднимались над призрачным течением канала Хирхуф, указывая путь. Как к дому мрака, как к жилищу, отдаваемому воде. И входящий вступал в место, из которого был изъят свет, где пищей служит прах, а питьём — только тени, и где никто никогда не видел над горизонтом двух лун. «Привратник, открой дверь, чтобы войти мне! Если ты не откроешь дверей и я не буду в состоянии войти, я разобью дверь, сломаю засов, сокрушу вереи, оторву створки, выведу покойников. И они будут есть и жить. И станет мёртвых больше, чем живых.»

— Он говорит?

— Разве? Ты что-то услышала? — встревожился Севр.

— А ты ничего не слышал? Этот голос… Как паутина… Нет, как сухой снег… Ты не слышишь?… Мне страшно.

— Марс единственное место, где некого бояться,— улыбнулся Севр.

«Ты готова к моим услугам?»

«Я готова».

«Ты готова молчать?»

«Я готова».

«Тогда молчи. Иначе я отвечу молчанием».

— Кому ты киваешь?

Севр пытался скрыть раздражение, но не мог.

Он всё ещё боролся с искушением нежно коснуться завитка на её виске. И поцеловать глаза — жадно, вовсе не по-братски. Он так целовал на Земле и не понимал, почему так нельзя целовать на Марсе. Он не хотел каких-то чужих голосов или того лучше призрачной паутины. Ты ведь хотела меня в ракете, думал он, обиженно сжимая губы. Ты ведь хотела меня в Главном куполе. И стонала подо мной. Почему же сейчас?… Этот Лоцман слеп… Он ничего не видит… Потому он и водит барки, что слеп, иначе однажды изменил бы маршрут… Он — вечный обман, тень тени…

Неведомые мысли,

необычные изречения, выраженные новыми словами,

совершенные звуки, раньше не бывшие в ходу, чуждые повторения старой речи…

Ты готова?

Все повторяемые наречия сказаны…

Я видел всё, начиная от первого поколения до грядущих потом, которые во всём подобны прошедшим…

Я вижу положение всех дел…

Ты готова?…

— Зачем мы здесь? — испуганно спросила Лейя.

— Тебе лучше знать,— Севр всё ещё сердился.— Ты хотела попасть на Марс и увидеть Вечного Лоцмана. Я сделал тебе этот подарок. Ты хотела, чтобы мы побыли наедине. Нет проблем, я и это сделал. Но теперь ты знаешь, как дорого стоит настоящее уединение. В космосе всё холодное. И на Марсе сейчас минус сто. Мы не можем побежать босиком, но мы рядом. Это и есть уединение. Нас только двое. Хочешь бесстыдно обнять меня? Океан высох, реки исчезли, сами марсиане исчезли, но мы можем обнять друг друга. Призрак на носу гравитационной барки видит оазисы, зелёные берега, но не видит льдов, пыли и нас. Он не видит нас, понимаешь? Вокруг камни и холод, но он ничего не видит. Лейя, обними меня.

— Подожди…

Она жадно вслушивалась, но шелестящий голос, только что наполнявший её сознание, смолк, и голос Севра снова показался ей ледяным. Его страсть текла, как песок сквозь пальцы. Его страсть холодила её, как сквозняк. Она поёжилась. Почему это произошло с нами?

— С первого дня на Марсе ты отталкиваешь меня…

— Но тут везде прозрачные переборки!

— На Земле тебя возбуждало это.

— Да! Но на Земле! Чувствуешь разницу? Тут всё иначе. Я не могу задыхаться под тобой, когда Лоцман нас видит. А он видит, я чувствую. И не хочу, чтобы нас видели из библиотеки, из центра синтеза, из лабораторных отсеков Главного купола. Я не знала, что на Марсе всё будет так.

— Но я же говорил, что на Марсе всё открыто! — возмутился Севр.— Здесь все должны видеть друг друга. Чтобы вовремя помочь, если это понадобится. Так легче придти на помощь.

— В любви?

— Что будет с нами, когда мы вернемся? — Лейя зажала руками уши, будто это могло заглушить шелестящий в её сознании голос.