Тесс Герритсен - Эксперимент [litres]

Дворак едва сдержал стон. «Я не хочу во все это ввязываться. Я патологоанатом. Предпочитаю работать с телами мертвых, а не с амбициями живых».

– Кроме того, – продолжал Валленберг, – есть еще и семья. Его дочь будет очень расстроена, узнав, что ее отца изуродовали. Она даже может подать на вас в суд.

Дворак медленно выпрямился и озадаченно поднял голову.

– Но, доктор Валленберг, я разговаривал с его дочерью.

– Что?

– Сегодня утром. Госпожа Лэйси позвонила, чтобы обсудить вопрос вскрытия. Я объяснил ей, какие на то есть причины, и мне кажется, она поняла. Она была не против.

На линии повисло молчание.

– Должно быть, она передумала с тех пор, как я говорил с ней, – предположил Валленберг.

– Наверное. В любом случае вскрытие уже проведено.

– Уже?

– Сегодня выдалось довольно спокойное утро.

Новая пауза. Когда Валленберг снова заговорил, голос его звучал на удивление подавленно:

– А тело… Оно будет возвращено семье… целиком?

– Да. Со всеми органами.

Валленберг откашлялся.

– Полагаю, это их порадует.

«Интересно, – подумал Дворак, вешая трубку. – Он так и не спросил, что я обнаружил при вскрытии».

Он еще раз мысленно воспроизвел весь разговор. Может, он просто оказался втянут в какие-то дрязги пригородной больницы? Валленберг описал доктора Харпер так, словно она была отверженной, человеком «под колпаком», возможно конфликтующей с коллегами. Была ли ее просьба провести вскрытие просто попыткой поставить другого врача в неловкое положение?

Этим утром ему стоило бы попрактиковаться в макиавеллиевском искусстве умозаключений, стоило бы прояснить истинные намерения доктора Харпер. Однако мышление Дворака жаждало конкретики. Он извлекал информацию из того, что мог увидеть, потрогать и понюхать. Секреты мертвых легко обнажить с помощью скальпеля, человеческие же мотивы оставались для него тайной.

Интерком снова зажужжал.

– Доктор Дворак! – произнесла Стелла. – На линии доктор Харпер. Соединить?

Дворак немного подумал и решил, что у него нет настроения беседовать с женщиной, которая уже испортила ему день.

– Нет, – отозвался он.

– Что мне ответить?

– Что я ушел домой.

– Ну, если вы действительно так хотите…

– Стелла!

– Да?

– Если она снова будет звонить, скажи ей то же самое. Со мной связаться нельзя.

Он повесил трубку и вернулся в морг.

Лиза склонилась над препаровочным столиком, делая скальпелем срезы печени. Когда он вошел, она подняла глаза.

– Ну? – спросила она. – Биопсию заканчиваем?

– Заканчиваем. Затем верни все органы на место. Семья хочет получить тело целиком.

Она сделала еще один надрез и остановилась.

– А мозг? Он же должен полежать еще неделю.

Дворак взглянул на емкость, где в формалине лежал мозг Ангуса Парментера. Затем перевел взгляд на свой забинтованный палец и вспомнил о скальпеле, проткнувшем два слоя перчаток и его собственную плоть.

– Его мы оставим, – решил доктор. – Я просто верну на место свод черепа и зашью кожу. – Он вытащил новую пару перчаток и полез в ящик за иглой и нитками. – Они и не узнают, что его там нет.

Тоби разочарованно повесила трубку. Так сделали вскрытие или нет? Два дня она пыталась дозвониться доктору Двораку, но каждый раз его секретарша отвечала, что он занят, а тон ее голоса ясно указывал, что звонкам Тоби здесь не рады.

Звякнул таймер духовки. Тоби выключила газ и вытащила жароупорное блюдо. На сегодня она отвертелась – лазанья из морозилки и печально сникший салат. У нее не было возможности купить продукты, молока тоже не осталось, поэтому она поставила на стол два стакана с водой. Вся ее жизнь, похоже, превратилась в безумный забег наперегонки со временем. Замороженные обеды, громоздящиеся в раковине тарелки, жеваные блузки прямо из сушилки… Она спрашивала себя: вызвана ли ее неодолимая усталость подхваченным вирусом гриппа, или это умственное истощение тянет ее ко дну?

Она открыла кухонную дверь и позвала:

– Мама, обед готов! Иди есть!

Эллен вышла из-за разросшейся монарды и послушно поплелась на кухню. Тоби вымыла маме руки над раковиной и усадила ее за стол. Она повязала Эллен на шею салфетку и поставила перед ней тарелку с лазаньей. Еду Тоби порезала на крохотные кусочки – на один укус. То же самое она сделала и с салатом. В руку Эллен она вложила вилку.

Эллен не стала есть, она сидела в непонятном ожидании и смотрела на дочь.

Тоби поставила на стол тарелку с лазаньей для себя, села и съела несколько кусочков. Но потом заметила, что Эллен не ест.