Тесс Герритсен - Эксперимент [litres]

Теперь ткань взята из генетически измененного эмбриона, полученного в их собственной лаборатории. Он знал, что она чиста.

Доктор Гидеон Ярборо выбрал из имеющихся желез три и опустил их в склянку с нагретым до тридцати семи градусов трипсином. Сам плод – если этот комок плоти можно было назвать плодом – был промыт и помещен в банку со сбалансированным солевым раствором Хенкса. Он запрыгал там, как брошенный в воду мячик, голубой глаз, оказавшись наверху, уставился на Гидеона. За этим глазом не было работоспособного мозга, не было души, однако Ярборо охватила нервная дрожь. Он закрыл банку и отставил ее в сторону. Позже он извлечет и остальные гипофизы. Это был щедрый и весьма ценный урожай, его хватит на десяток пациентов.

Прошло двадцать минут.

Он промыл сосуд с гипофизами солевым раствором. К этому времени трипсин растворил ткань; получилась мутная жидкость, содержащая клеточную взвесь – строительный материал для новой главной железы. Затем он аккуратно набрал содержимое в шприц и понес его в соседнюю комнату, где его уже ждала ассистентка.

Пациент, слегка заторможенный от валиума, лежал на столе. Мужчина семидесяти восьми лет, практически здоровый, начал ощущать свой возраст. Он хотел вернуть молодость, а взамен готов был платить за это и сносить некоторые неприятные ощущения.

И вот теперь он лежал на столе; на голове его была установлена стереотаксическая рамка Тодда – Уэллса, а череп надежно закреплен. Увеличенное рентгеновское изображение проецировалось на 15-дюймовый экран. На нем хорошо просматривалось турецкое седло – маленькая косточка, в углублении которой и располагался выдохшийся гипофиз пациента.

Ярборо опрыскал местным анестетиком слизистую носа, а потом смазал ее раствором кокаина. Затем он вставил длинную иглу в правую ноздрю и ввел анестетик непосредственно в слизистую оболочку.

Пациент недовольно заворчал.

– Это просто заморозка, господин Лафт. Вы молодец.

Ярборо протянул помощнице шприц. Затем взял бор с тонким, чуть толще иглы, сверлом и ввел его в ноздрю. Используя изображение на экране в качестве ориентира, Ярборо начал сверлить – нужно было проделать тонкое отверстие в основании клиновидной кости. Когда бор прошел насквозь, проткнув мембрану, которая окружает гипофиз, пациент резко вскрикнул и напрягся всем телом.

– Все в порядке, господин Лафт. Это самый неприятный момент. Больно будет лишь несколько секунд.

Как он и предполагал, пациент постепенно расслабился, неудобство закончилось. Прокол оболочки вызвал короткую вспышку боли в области лба. Это не беспокоило Ярборо.

Ассистентка подала ему шприц с клеточной суспензией.

Через только что проделанное отверстие в клиновидной кости Ярборо ввел кончик иглы. Он аккуратно впрыснул содержимое шприца в турецкое седло. И тут же представил себе, как эти клетки устраиваются в своем новом доме, растут и делятся, образуя новые колонии. Клеточные фабрики начинают вырабатывать гормоны молодости. Гормоны, которые сам господин Лафт производить уже не мог.

Ярборо вытащил иглу. Никакой крови – чистая, красивая процедура.

– Все прошло замечательно, – сообщил он пациенту. – Теперь мы уберем головную рамку. Вам придется с полчасика полежать, а мы последим за вашим давлением.

– И все?

– Все. Вы с честью справились с этим. – Гидеон кивнул ассистентке. – Я останусь понаблюдать за ним. И сам вызову фургон, когда он будет готов к отправке в Брэнт-Хилл.

– А что нам делать… – Она указала глазами на дверь в другую комнату.

Ярборо снял перчатки.

– Об этом я тоже позабочусь, Моника. Возвращайся домой и займись другой проблемой.

Термометр показывал плюс два.

Тоби съежилась в углу, подтянув коленки к груди и завернувшись в клеенку. Эту пропитанную формалином одежку пришлось позаимствовать у трупа. Сначала Тоби претила мысль о том, что нужно раздеть один из трупов и укрыться самой. Но немного позже ее начало трясти от холода, и она поняла, что выбора нет. Это был единственный способ сохранить тепло.

Однако и этого оказалось недостаточно. Прошло несколько часов, и ее конечности утратили чувствительность. По крайней мере, у нее перестала болеть рука. Однако соображать становилось все труднее, умственные процессы замедлились настолько, что она не могла сосредоточиться ни на чем ином, кроме одного: не спать.

Хотя вскоре ей не хватало сил уже и на это.

Постепенно ее голова склонилась к полу, руки и ноги обмякли. Дважды она вздрагивала и просыпалась, обнаруживая, что лежит на полу, а свет по-прежнему горит. Затем она уснула окончательно.