Василий Ершов - Ищейки [litres]

И попал.

Но не в супостата. Звякнув металлом, пуля вышибла револьвер из бандитского кулака, что на некоторое время повергло Падилью в шок. Мартин воспользовался этим, в несколько прыжков сжёг дистанцию и, не мудрствуя лукаво, заехал главарю разгромленной банды в ухо. Потом провёл хук в корпус. Третий удар – в челюсть – свалил бандита на землю. Падилья сплюнул кровью, заворочался, начал подниматься как будто с трудом, но неожиданно ловко обрушил на Мартина обломок доски, подобранный тут же. Стрелок прикрылся рукой, сломав старую деревяшку, но немедленно пропустил пинок коленом в живот. Дыхание перехватило, ловец наград согнулся пополам. Падилья хотел добавить ему апперкотом, но Линц рванулся вперёд, врезался во врага, и оба, теряя шляпы, опрокинулись на дорогу. Несколько секунд они барахтались; потом бандит сумел подмять под себя стрелка, уселся на него верхом и стал душить. Мартин схватил Падилью за руки в попытке сорвать опасный захват, попутно лягнув головореза несколько раз по спине. Пёс лишь сопел от натуги, хватка не ослабевала. Тогда стрелок изловчился и всадил шпору в бок своему недругу. Шелудивый ахнул и повалился на сторону. Они поменялись ролями. Линц, пользуясь выгодным положением, стукнул главаря по лицу раз, другой, третий, четвёртый. После этого защитник деревни нашарил рукой булыжник, но нанести фатальный удар не успел: Падилья на замахе подкараулил Линца и, схватив его за грудки, сбросил с себя. Вскочили одновременно. Пёс манжетой вытер кровь, натёкшую из разбитого носа; Мартин жадно дышал. Через секунду схватились вновь. Падилья широко пробил в висок; стрелок поднырнул под удар и коротко ткнул оппонента кулаком в солнечное сплетение, потом вывернулся и добавил локтем по спине. Бандит потерял равновесие и просеменил пару шагов, чтоб не упасть. Он всё же устоял, но, повернувшись к Линцу, тут же получил мощный хай-панч в скулу. Земля ушла из-под ног, и главарь, пролетев несколько футов, смачно грохнулся в пыль. Что-то мешало ему, упиралось в пах. Падилья сунул руку под себя и нащупал дерево забытого за поясом оружия. Трофейная лупа-ра! Она чудом не выстрелила, ведь в одном из её стволов ещё имелся заряд. Шелудивый Пёс быстро поднялся, развернулся и прицелился в Линца. Дистанция была убойной, у хорошего парня не было шансов… однако до того, как разбойник спустил курок, в его запястье врезался невесть откуда прилетевший камень. Хрустнула кость, дёрнулась рука, лупара покинула временного хозяина и, кувыркаясь, покатилась по песку. И шипящий от боли бандит, и чудом спасшийся стрелок проводили оружие глазами, потом взглянули друг на друга. Обоим пришла в голову одна и та же мысль. Однако Пади-лья бросился сразу к лупаре, а Мартин рванул ему наперерез. Подскочил, толкнул оппонента плечом что есть силы, а уж после побежал к выбитому обрезу. Бандит удержался на ногах и с рёвом бросился вдогонку. Но теперь он отставал на пару шагов. Мартин прыгнул, стелясь, вытягиваясь в струнку, и сумел дотянуться до своей любимой пушки. Подхватив её, стрелок упал на землю, перевернулся на спину и навёл оружие на выраставшего над ним Шелудивого Пса.

Грянул выстрел – последний в тот день.

Мартин Линц шумно выдохнул. Тяжело поднявшись на ноги, благодарно кивнул Бену Финкельштейну, крайне своевременно оказавшемуся рядом и швырнувшему тот судьбоносный камень. Потом стрелок подошёл к распластавшемуся на грязном песке главарю бандитов.

– Вот чёрт! – охотник за наградами с досадой почесал затылок. – Плакала моя награда. Кто ж теперь поверит, что это труп самого Падильи? Головы-то нет.

Деревня Арройо Секо, ставшая полем битвы, понесла значительный ущерб. Некоторые хижины были взорваны или сожжены, остальные уцелели, но получили повреждения. И это не считая разорения, учинённого бандитами. Что-то из имущества было разбито, что-то сломано, что-то приведено в полную негодность. Погибла часть немногочисленного крестьянского скота: средь пуль довольно часто встречаются дуры. Правда, удалось переловить половину «осиротевших» верховых лошадей; эта добыча могла в какой-то мере компенсировать убыток. Вещи чинятся, жилища отстраиваются. Нет ничего, утраченного безвозвратно, ничего, кроме людей, – это крестьяне, привыкшие жить тяжёлым трудом, знали лучше многих. Судьба была благосклонна к жителям деревни: никто из них не погиб в тот день. Никто даже не был ранен. Все успели вовремя схорониться и уберечься. Позднее это удивительное обстоятельство сочли настоящим чудом.