Анатолий Жаренов - Парадокс великого Пта. Повесть

- Фиолетовое страшилище - оптимальный вариант, по-вашему?

- Почему страшилище? Диомидов сказал, что они отличались от нас только цветом кожи.

- Н-да, - академик в упор взглянул на Лагутина. - Дальше можете не говорить. Догадываюсь, что вы сейчас сообщите о том, что эти существа ассимилировались среди наших первобытных предков.

- А может, они и были ими? - спросил Лагутин.

- То есть?

- Диомидов сказал мне, что в установке было много… людей, что ли? Больше трехсот. А это ведь целая колония.

- Куда вы ведете?

- Да все туда же. Я, как дятел, в одно место, в наследственную память.

- Ну-ну, - поощрил академик.

- Я долго раздумывал над всей этой историей, - сказал Лагутин. - И пришел к выводу, что самым разумным, что они могли сделать, это оставить нам свою память. И не с помощью какого-нибудь странного прибора, который мог благополучно лежать где-нибудь на дне моря, а просто войти в нас. Чтобы, когда мы повзрослеем достаточно и доберемся до способа проникать в наследственную память, мы смогли получить все то, что хотели они нам сообщить. Хранилище они выбрали надежное.

- А сами они? Что случилось с ними после адаптации?

- Вероятнее всего, они деградировали из поколения в поколение. Оторванные от привычной жизни, от комфорта, от всего того, что их окружало, они постепенно опускались, пока не встали на один уровень с нашими предками - питекантропами или неандертальцами.

- И это высокоразвитая цивилизация?

- Не забывайте, что они это делали сознательно. Они шли на это, как на подвиг. Я имею в виду первое поколение. Второе, третье или десятое уже не в счет.

- Ваше резюме? - спросил академик.

- Доказать свои предположения опытом.

- Памятрон?

- Вот именно. Другого средства нет и в ближайшее время не предвидится.

После этого разговора Лагутин сделал доклад на ученом совете. Мнения разделились. Никакого конкретного решения принято не было. И так, наверное, продолжалось бы долго, если бы в дело не вмешался случай. Пока шли дебаты и ломались копья вокруг наследственной памяти, Лагутин занимался Бухвостовым. Старик съездил в Сосенск, привел в порядок хозяйство и вновь вернулся в Москву. Теперь он ежедневно приходил в институт. Лагутин дотошно выспрашивал старика и тщательно записывал рассказы о всех видениях, которые того посещали.

- Я думаю, - сказал он Маше, - что родословная Бухвостова непосредственно восходит к адаптированным кошколюдям. Таких экземпляров на земном шаре, вероятно, немного.

- Потомок дикого ангела, - усмехнулась Маша.

- Вполне возможно. Помнишь записную книжку Хенгенау? У него была помощница - Луиза. Она тоже, по-видимому, прямой потомок. Потому и «поле памяти» на нее действовало сильнее. Хенгенау называл его «полем смерти». А оно скорей - «поле жизни».

- А я, - спросила Маша смеясь, - какой потомок?

- Все мы в той или иной степени потомки. Только у одних чувство «поля памяти» сильнее, а у других ослаблено.

В этот день Бухвостов пришел, как обычно, к трем. Maша вынула из ящика стола блокнот. Лагутин уселся напротив старика.

- Итак, Петр Иванович, - начал он и осекся на полуслове. Бухвостов ойкнул, дернулся и завопил:

- Дьявол! Господи, прости меня! Опять дьявола вижу!

Лагутин бросился было к нему, но Маша дернула его за рукав и, бледнея, прошептала:

- Я тоже его вижу.

- Кого? - крикнул Лагутин.

- Не знаю. Может, и дьявола в самом деле.

Лагутин посмотрел в угол комнаты, но не увидел ничего. Мгновенно вспомнил: сегодня физики из ведомства Кривоколенова собирались что-то делать с памятроном. А их бывшая лаборатория рядом, и поле доходит до этой комнаты. «Ты хорошо его видишь?» - спросил он Машу. Она кивнула. Бухвостов же, словно сорванный неведомой силой со стула, вихрем вылетел за дверь, и крик его замер где-то в коридоре.

- Давай, - хрипло пробормотал Лагутин.

- Что? - шепотом спросила Маша.

- Рассказывай, что видишь.

Маша оправилась от испуга. В ней заговорил исследователь.

- Это кошкочеловек, - сказала она. - Он стоит перед окном… Нет, это не окно… Экран, может быть… Такая светлая полоса, и на ней какое-то движение. Он входит в экран… Ой!..

Ты знаешь, я, кажется, понимаю, что это такое… Средство сообщения… Он едет… Ой… Мне что-то мешает. Будто сразу несколько кино смотрю. Все путается, изображения наслаиваются одно на другое… Все… Больше ничего нет…

- Выключили, черти, - досадливо поморщился Лагутин. - Ну, теперь-то мы их проймем… Отработаем режим. И увидим…

И они увидели… Многое из того, что спрятано от глаз человеческих за толщей миллионов лет…