Наталья Солнцева - Ожидай странника в день бури [Золотые нити]

Тина улыбнулась. Она не привыкла к комплиментам.

– Смею надеяться, вам не будет скучно. Раньше я был известным московским антикваром. Люблю старинные вещи, знаете ли. Есть в них особая эстетика. У меня дома великолепнейшая коллекция. В старых вещах, скажу я вам, есть какая-то тайна. А молодые девушки обожают старые тайны. Ну, так как? Придете?

Квартира Альберта Михайловича оказалась просторной, с высоченными потолками, узорным паркетом и мебелью красного дерева.

«Будет что рассказать Людмилочке!» – удивленно оглядываясь, подумала Тина.

Она и не подозревала, что могут еще существовать такие жилища. Комнаты напоминали музей. Здесь смешались все времена и стили – индийские божки, фарфоровые пастушки, портреты дам в напудренных париках. В хрустальных горках расставлены дивные сервизы. Повсюду – какие-то кувшинчики, табакерки, ларчики, подсвечники...

В гостиной пахло то ли духами, то ли нафталином, то ли ароматическими палочками, одна из которых все еще курилась в подставке в виде дракона.

Целую стену занимали книжные шкафы со стеклянными дверцами, набитые книгами с тиснеными переплетами, и Тине захотелось немедленно достать хотя бы одну.

Словно угадав ее желание, хозяин взял с полки книгу, полез во внутренний карман пиджака и вынул... самое настоящее пенсне в тонкой золоченой оправе. Водрузив его на нос, нашел нужную страницу и прочитал: «Мы всего лишь строки, слова и буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга – единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир».

Он долго смотрел куда-то в сторону, потом, спохватившись, вспомнил о своей гостье:

– Сейчас будем пить чай из настоящего самовара. Вы пока посмотрите безделушки, женщины это любят.

Он ушел на кухню и стал там греметь посудой, а Тина увлеклась разными диковинными вещицами. На бюро стояла давняя фотография: молодая женщина с причесанными на прямой пробор волосами и уложенной сверху косой пристально смотрела вдаль. Чуть прикрытые тяжелые веки придавали взгляду загадочную томность. Прямой красивый нос, полные чувственные губы, мягкий подбородок...

«Страсть и противоречие, – подумала Тина. – Милые черты и внутренний огонь».

– А вот и чай. Милости прошу! – Альберт Михайлович втащил в комнату пузатый начищенный самовар. – Вас, вижу, привлекла «святая грешница» Евлалия?

– Кто она?

– Всенепременно расскажу. Да вы пейте, пейте чай, у меня заварка особая. – Альберт Михайлович с откровенным удовольствием смотрел на Тину. – Вы любите оперу? Евлалия Кадмина была блистательной оперной примой. Ангел и дьявол в одном лице! У нас в семье был своеобразный культ этой пылкой ветреницы. Современники поклонялись ей. Чайковский даже написал романс «Страшная минута», и слова сам сочинил: «Иль нож ты мне в сердце вонзишь, иль рай откроешь...» Кадмина приняла романс и не раз его пела.

Каждый, кто сталкивался с этой женщиной, и при жизни, и после ее таинственной смерти испытывал непреодолимое, буквально магическое притяжение ее личности.

Альберт Михайлович встал, достал из бюро потертую тетрадку в гобеленовом переплете, полистал ее:

– Вот послушайте! «Сотни людей, бывало, ожидали актрису возле служебного входа Мариинки и других оперных театров. Мерзнешь полчаса, час, – и вдруг точно электрический удар пробежит по всему телу – это показалась Кадмина. Ее огненный, гипнотизирующий взор случайно, на мгновение, столкнулся с вашими глазами – и вы уже счастливы и готовы сделать бездну глупостей, лишь бы заслужить еще такой же взгляд или мимолетную улыбку» – это моя мать записала в своем дневнике. О тайне жизни и смерти Кадминой писали Лесков, Куприн, Чехов, да мало ли еще кто...

Тина читала много и обо всем, но эту историю слышала впервые и смотрела на фото «сумасшедшей Евлалии» с возрастающим интересом.

– Обманчивая безмятежность, – заметил старик. – Будучи уже известной оперной дивой, которой рукоплескали многие театры мира, Кадмина могла зимой в санях уехать домой в костюме дочери египетского фараона, не дождавшись окончания спектакля. Она заставляла антрепренеров «валяться в ногах» и колотила зонтиком режиссеров. На гастролях в Италии она заболела – известный итальянский врач Форкони лечил ее, а затем, на свою беду, женился на ней. Прекрасная Евлалия быстро разочаровалась в своем первом и единственном супруге. Они разъехались. Певица влюблялась часто и безоглядно. Мужчины ей нравились порывистые, страстные, – итальянский тенор Станио, например, или какой-нибудь бравый гвардейский офицер.