Генри Олди - Нюансеры

— Не примет заказ? Не получит гонорар, только и всего. Если работа безоплатная, так и вовсе говорить не о чем.

Алексеев ковырнул вилкой рыбу:

— Вы меня решительно не понимаете, Лев Борисович. Что, если нюансер вообще не станет работать?

— Никогда?

— Ни при каких обстоятельствах.

— До конца своих дней? Ни за деньги, ни бесплатно?

— Да!

— Даже ради собственного удовольствия?!

— Даже ради спасения души. Вы можете представить человека с даром к музыке, который не играет, не поёт? Не насвистывает во время прогулки?! Что в этом случае? С музыкально одарённым понятно — дар заглохнет, растворится. А с нюансером?

— Хотите водки?

— Спасибо, мы с господином Ваграмяном уже выпили коньяку.

— Спасибо, да — или спасибо, нет?

— Спасибо, да.

Водка легла на коньяк, как родная.

— Интересный вопрос, — пробормотал Кантор, закусив.

Он вдруг стал серьёзен, сосредоточен, утратил всё своё местечковое шутовство. Таким он, должно быть, оперировал.

— Я вижу, вы плохо спали этой ночью. Что случится с нюансером, отказавшимся от нюансерства? Нет, дар не заглохнет, это точно. Могу лишь повторить, любезный Константин Сергеевич: в таком случае он не получит гонорар, только и всего.

— Гонорар?

— А вы что думаете, гонорары одни клиенты платят? У нас и другие источники дохода имеются.

— Например?

— Например, живём до ста двадцати лет. Заикина, правда, умерла в девяносто два. Бывает, если бурная молодость…

Алексеев подавился. Закашлялся. Выпил воды.

— До ста двадцати?

— Ну, плюс-минус. Здоровье крепкое, болеем редко. Смерть по естественным причинам, без мучений. Обычно уходим во сне. Есть, где жить, есть, что есть. Короче, не голодаем. Живем в тёплом мире, как у мамки на коленях.

— Это зависит от того, в какой мир вы погружаете клиента?

— Нет.

— Не по-божески выходит, Лев Борисович. Как думаете?

— Напомнить вам про неисповедимость Его путей? Это так, и не нам с вами подвергать сомнению высший промысел. Кстати, мы накрываем теплом не только себя. Будь Заикина жива в момент налета на банк, ее правнук, скорее всего, тоже остался бы жив. При жизни Елизавета Петровна прикрывала свою близкую родню. С ее смертью семейная область теплого мира схлопнулась, и Иосиф Лаврик, земля ему пухом, остался без защиты.

— Это прикрывает всех? Всю семью?!

— Не всех, но многих. Тех, кто живёт близко. Тех, кто близок нам, кого мы действительно любим, по-настоящему. Тут не обманешь… Ещё водки?

— Пожалуй.

— Верно мыслите, Константин Сергеевич. Ну, mazal tov [73] «Мазаль тов» (букв. «хорошее везение», «удача» ( ивр .)) — тост, поздравление, пожелание. !

Выпили. Закусили. Помолчали.

Рыба закончилась.

— И что? — прервал молчание Кантор. — После этого вы рискнёте отказаться от нюансерства? Не будете насвистывать во время прогулки?! Если да, вы не человек, вы железо.

Алексеев не нашёлся, что ответить.

— Только плюсы? — вместо ответа спросил он. — Так не бывает.

— Не бывает, — согласился Кантор.

Глаза бывшего врача-окулиста вспыхнули, Кантора охватило внезапное возбуждение, схожее с нервическим припадком.

— Идёмте, я вам покажу минусы. Garçon ! Не убирай, мы сейчас вернёмся…

Перед тем, как последовать за Кантором, Алексеев бросил взгляд на газету, недочитанную нюансером. Это была «Недельная хроника Восхода» — приложение к журналу «Восход», издаваемому публицистом Адольфом Ландау. Одну из заметок Кантор обвёл красным карандашом:

«Если у вас восемь человек детей‚ и Б-г благословил вас таким состоянием‚ что вы можете ежедневно тратить на продовольствие четырнадцать с половиной копеек (семь копеек на хлеб‚ три на селедку‚ три на крупу и картофель, и полторы копейки на лук‚ соль‚ перец)‚ то это значит‚ что вы не только не голодаете‚ но “дай Б-г и в будущем не хуже”. Если вы можете расходовать лишь девять копеек в день‚ это значит “живем кое-как‚ перебиваемся”. А если у вас нет почти ничего‚ и вы проголодали с женой, детьми и старухой-матерью с понедельника до четверга…»

В сочетании с водкой и фаршированной рыбой это смотрелось живой иллюстрацией к теории классовой борьбы. «Если у вас восемь человек детей…» У Алексеева было девять братьев и сестёр. В юности мать, желая утешить сына после проваленного экзамена, подарила ему Причудника — чистокровного английского скакуна. Если мерить меркой «дай Б-г и в будущем не хуже», шести сотен рублей, отданных за Причудника, хватило бы на прокорм семьи, меньшей, чем Алексеевы, в течение одиннадцати с лишним лет.