Дебора Харкнесс - Тень ночи

– Хэл, – улыбнулся гостью Мэтью.

Улыбка была добродушно-снисходительной, как у старшего брата по отношению к младшему. Однако граф, не замечая давнего друга, направился прямо ко мне.

– Г-г-госпожа Ройдон, – произнес он.

Глубокий бас графа звучал монотонно, механически. Прежде чем спуститься в зал, Мэтью немного рассказал мне о Генри. Оказалось, что граф глуховат и вдобавок с детства заикается. Зато он превосходно умел читать по губам. С этим человеком я могла говорить, не испытывая стеснения.

– Вижу, Кит меня опять обскакал, – с печальной улыбкой констатировал Мэтью. – Я надеялся сам тебе сказать.

– Так ли уж важно, кто сообщает радостную весть? – Лорд Нортумберленд отвесил поклон. – Госпожа, благодарю вас за гостеприимство и прошу прощения за то, что вынужден приветствовать вас в таком виде. Прекрасно, что вы так быстро свыклись с друзьями мужа. Нам следовало бы покинуть дом сразу же, как мы узнали о вашем прибытии. Постоялый двор более чем удовлетворил бы наши потребности в крыше над головой.

– Милорд, нам доставляет большую радость принимать вас с этом доме.

Здесь мне следовало сделать реверанс, но я никак не могла совладать с тяжелой черной юбкой, а корсет был зашнурован так туго, что мне было не согнуться в талии. Я добросовестно поставила ноги в положение, требуемое для реверанса, но, едва согнув их в коленях, покачнулась, рискуя шлепнуться на пол. Меня подхватила рука с крупными грубыми пальцами.

– Зовите меня просто Генри, госпожа. Остальные зовут меня Хэлом, так что мое настоящее имя считается достаточно официальным.

Как многие тугоухие люди, граф старался говорить тише и мягче. Отпустив меня, он переместил внимание на Мэтью:

– А почему ты без бороды, Мэтт? Ты никак был болен?

– Легкая лихорадка, и только. Женитьба меня излечила. Кстати, а где остальные?

Мэтью оглянулся, ища глазами Кита, Джорджа и Тома.

При дневном свете большой зал выглядел совершенно по-другому. Я его видела лишь вечером, а этим утром… То, что я принимала за тяжелые стенные панели, оказалось ставнями. Сейчас все они были открыты, наполняя пространство зала воздухом и делая его легче. Даже громадный камин у дальней стены не выглядел таким тяжеловесным, как в темноте. Его украшали фрагменты средневековой каменной кладки с сохранившейся росписью. Все это Мэтью наверняка вытащил из-под обломков католического монастыря, когда-то стоявшего на месте Олд-Лоджа. Изможденное лицо святого, герб, готический четырехлистник.

Я с интересом разглядывала зал, пока меня не окликнул Мэтью.

– Хэл говорит, что наши в гостиной. Читают и играют в карты. Он не осмеливался к ним присоединиться, пока хозяйка не пригласит его остаться в доме.

– Граф просто обязан остаться у нас, а мы сейчас же отправимся в гостиную, – сказала я, слушая урчание в животе.

– Или вначале мы раздобудем тебе еды, – предложил Мэтью, сверкая глазами.

Убедившись, что мое знакомство с Генри Перси прошло гладко, он почувствовал себя спокойнее.

– Хэл, а тебя покормили?

– Пьер с Франсуазой, как всегда, позаботились о моем пропитании, – заверил нас граф. – Разумеется, если госпожа Ройдон составит мне компанию…

Граф умолк. Его желудок урчал наравне с моим. Своей долговязостью этот человек мог соперничать с жирафом. Представляю, какое обилие пищи требовалось его телу.

– Я тоже, милорд, обожаю обильные завтраки, – смеясь, сказала я.

– Генри, – поправил меня граф.

Когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки.

– Тогда и вы должны называть меня Дианой. Я не могу обращаться к графу Нортумберленду по имени, если он упорно называет меня госпожой Ройдон.

Франсуаза настаивала на строгом соблюдении формальностей.

– Согласен, Диана, – ответил Генри, протягивая мне руку.

Миновав коридор, где гуляли сквозняки, мы вошли в уютную комнату с низким потолком. Обстановка здесь была вполне располагающей. Света тоже хватало, хотя окна имелись только на южной стене. При скромных размерах помещения сюда втиснулись три стола и несколько стульев и скамеек. Лязг кастрюль и сковородок, а также некоторые другие звуки свидетельствовали о близости кухни. Кто-то прикрепил к стене страницу, вырванную из альманаха. На центральном столе была разложена карта. Один ее угол подпирал подсвечник, другой – неглубокое оловянное блюдо с фруктами. Все это напоминало голландский натюрморт с домашней утварью. Я остановилась. Голова закружилась от терпкого запаха.