Виталий Бабенко - Чикчарни

Тут же — словно ожидая, когда мы наконец затихнем, — в небе гигантским бенгальским огнем расцвела осветительная ракета. Лучи двух прожекторов, протянувшиеся с территории Атлантического подводного центра, скрестились на сиротливом «Бронко», уткнувшемся в неприступную ограду из нескольких рядов колючей проволоки. И тут же сквозь «колючку» ударил луч боевого лазера. Сначала взметнулся фонтан белого, отороченного оранжевым огня, а потом до нас долетели хлопок, и треск, и гром, и яростное шипение огня, и снова треск.

Мне в голову закралась совсем неуместная мысль. Что-то похожее, наверное, творилось на Багамах шесть лет назад, вообразил я, во время празднования 500-летия открытия Америки. 12 октября — День Открытия и так считается национальным багамским праздником, а в 1992 году это было, видимо, нечто необыкновенное.

К острову Самана-Ки — месту, куда подошел, как сейчас принято считать, Колумб, — приплыли пересекшие Атлантику «СантаМария», «Нинья» и «Пинта» — копии, разумеется, но выполненные со всей тщательностью и в натуральную величину, — и был фейерверк, и карнавал, и пляски, и смех, и корзины цветов на волнах, и плавучие костры, отражавшиеся в воде, и воздух звенел тысячами радостных голосов…

Сейчас тоже был фейерверк. Но без плясок. И без цветов. «Форд Бронко II», арендованный мною утром у гаитийца в Нью-Тауне сроком на неделю, перестал существовать, не пробыв у меня и суток. Ловко…

Около пожара сразу же возникло много людей. Они что-то кричали, переругивались, бегали с оружием в руках. Осветительная ракета погасла, тогда прожекторы стали шарить по округе своими длинными белыми руками. Раза два луч мазнул по розеткам агавы, но нас никто не увидел.

Через час все стихло. Мы выбрались на дорогу, злобно ругаясь сквозь зубы и отряхивая одежду. Утром это место наверняка обнаружат по капелькам крови, оставленным нами на колючих листьях.

— Куда теперь? — поинтересовался я у Эдика. — Через двое суток утром Володя будет ждать нас в Конго-Тауне. Это километров семьдесят отсюда. Если доберемся — улетим. Путь будет трудный. Нам придется пересечь все три байта Андроса — Северный, Средний и Южный.

— Перегруженные битами, пойдем по байтам, — попытался скаламбурить я, хотя прекрасно знал, что «байтами» на Андросе называются широкие естественные протоки, прорезающие остров насквозь.

— Осилишь? — озабоченно спросил Эдик. — Будем идти скрытно. Питаться чем попало. Северный и Средний байты в самых узких местах четырехкилометровой ширины.

— Бог даст, не утонем, — улыбнулся я. — А от голода на Багамах еще никто не умирал. Даже беглые рабы, чье положение было гораздо хуже нашего. Пошли потихоньку. И начинай рассказывать, пока нас еще до конца не поджарили лазером. Что тебе удалось обнаружить? С кем ты наводил связь? Каким образом нас засекли? И в конце концов — кто записан на видеомонетке: я или не я?

— Ты, если начинать с конца, — ответил, помолчав, Эдик. — И одновременно — не ты. Это комподел.

Пока мы шли с Эдиком всю эту долгую ночь от островка Мастикового до мыса Фламинго, я многое узнал о компиратстве и комподелах. Этот новый вид ремесла (искусства? зрелища? мошенничества?) стал возможен только с развитием компьютеров пятого поколения. Даже Эдик, человек, знающий все в области информатики, большей частью лишь слышал о комподелах, ну, конечно, читал научно-фантастические произведения Джека Уодемса, певца «пикейперства», а видел компиратские штучки всего несколько раз в жизни.

Суть компиратства — это то же самое, что «пикейперство» или «мимэпика», — заключается в том, что компьютер программируется на моделирование видеоизображений. В мультипликации нечто похожее существует уже довольно давно. Упрощенно говоря (упрощение — это педагогический метод Эдика, он даже своим коллегам излагает идеи программирования, прибегая чуть ли не к детским рисункам, а уж во мне он видел попросту сосунка из яслей), если изобразить на дисплее первую фазу движения рисованного, скажем, человечка и последнюю фазу, то компьютер смоделирует все движения целиком — так, как это делают художники-мультипликаторы, только лучше и гораздо быстрее. Теперь вообразим, пояснял мне Эдик, что в качестве исходного объекта берется фотография человека или киноролик, заснятый на живом материале. В сущности компьютеру совершенно все равно, что именно раскладывать на точечные элементы — рисованного Микки Мауса или реального Сергея Щукина. Разница — в возможностях тех или иных моделей машин и в мастерстве программиста. Компьютерный гений может оживить фотографию, заставить ее двигаться, улыбаться, плакать, умирать и вписать ее в любой кинематографический фон. Причем это будет неотличимо от киносъемки.