Д Кузиманза - Колдун для акул [СИ]

Паренек-проводник укатил на своем велосипеде, признаков жизни за оградой не было. Алекс выбрался из брички и подергал шнур звонка. Где-то вдали гулко брякнуло. Никто не спешил открывать ворота.

Алекс уже приготовился исследовать содержимое холщового мешка с ключами, полученного от ИО шерифа, как сонную тишину нарушило слабое дребезжание замка. Алекс спокойно ждал, надеясь, что кто-то реагирует на его появление. В воротах открылась калитка, и долговязый, костлявый тип лет шестидесяти с банджо в руках, судя по одежде, привратник или дворецкий, уставилось на него. Он был недоволен и заспан. Его явно оторвали от интересного сна или разучивания новой мелодии. Серые брюки его были помяты, рукава когда-то белой рубашки закатаны выше локтей, концы галстука-бабочки свисали из кармана рубашки, бакенбарды неопрятно торчали, а на нос съезжали очки в золотой оправе.

Но не это было самым странным. Не успел Алекс заглянуть в калитку, как невольно попятился: тут светило солнце, уже высоко поднявшееся в голубом с нежными облачками небе. Но сонный тип смотрел на него, и пришлось сделать усилие и сказать себе: "Разберусь потом".

— Хозяина нет, — произнес сонный тип внушительно.

— А где он? — спросил Алекс, впервые за трое суток еле сдерживая смех.

— Преставился, — еще внушительней ответил тип с банджо, меряя взглядом нежданного надоеду в простенькой серенькой одежде. Только мощное телосложение нарушителя спокойствия удерживала долговязого в рамках вежливости.

— А вот и нет, хозяин теперь я, — безжалостно сказал Алекс.

— Э? О! — отреагировал долговязый. — Очень рад… Вы сын кэптэна?

— А вы дворецкий или привратник?

— Да, то есть… да. Дворецкий, — долговязый смутился. Он был слишком вышколен, и, похоже, с ним не приключалось ничего подобного.

— Так вы впустите меня?

— О… да, — дворецкий налег на ворота и с удивлением заметил, что они не поддались.

Как видно музицирование плохо влияло на мускулатуру. А может быть, петли ворот давно не смазывали. Только общими усилиями они отворили одну створку, чтобы провести в ворота лошадь и бричку.

Несмотря на ясный день, внутри ограды царило уныние, как на заброшенном кладбище. Трава не подстригалась уже пару месяцев, а кустики по краям аллеи пожелтели без поливки. Ромашки, гортензии и пионы склонили свои засохшие головки. Все казалось пыльным и выгоревшим, как в дюнах, которые начиналась сразу позади участка.

Тем поразительнее выглядел большой фонтан, выложенный нарядной голубоватой плиткой, в котором цвели какие-то водяные растения и бойко плавали золотые и разноцветные рыбки. Да и розарий радовал глаз ухоженными кустами роз и светлыми скамейками. Алекс почему-то подумал, что там хорошо пить чай, если день не очень жаркий.

В дальнем конце заросшей сорняками лужайки виднелся дом. Это был трехэтажный особняк из дикого камня, крытый темной черепицей, с белыми облезлыми ставнями и большой покосившейся верандой. Солнечные блики терялись в грязных стеклах.

Полное запустение!

Они поднялись на крыльцо, и дворецкий с забавной смесью важности и почтительности отворил перед Алексом дверь.

Внутри царила жара. Воздух был плотный и влажный, насыщенный запахом цветущих орхидей. Орхидеи заполняли все пространство — настоящий лес из уродливых мясистых листьев и стеблей, украшенных неожиданно нарядными цветками. Их тут были сотни, а того гляди и тысячи: изысканных и вульгарных, странных и очаровательных, розовых, белоснежных, желтых и поразительного телесного цвета, словно за листвой вьющихся растений прятались юные девушки. Со стеклянной крыши падал непрерывный дождь больших капель воды и разбрызгивался на растениях. Свет был изумрудного оттенка, как будто пробивался на дно наполненного водой пруда. Цветы пахли одуряюще, слишком сильно, чтобы это было приятно.

Уклоняясь от намокших побегов и листьев, они приблизились к чему-то вроде поляны, откуда дверь вела в другое помещение.

Эта комната тоже была необъятных размеров, но приятно прохладная. Ярко-зеленый ковер, покрывавший пол от стены до стены, наверное, стригли газонокосилкой. На стенах висели большие портреты, потемневшие от времени, многочисленные зеркала в резных деревянных рамах и цветные фотографии кораблей и морских пейзажей. Мебель красного дерева была богато украшена темной инкрустацией, а огромные, цвета сырой печенки шторы неплотно закрывали окна. Окна выходили на живописный холм, которого в окрестностях дома он не припоминал, в воздухе висела пелена дождя, а дальше все скрывал туман. Одна рама была приоткрыта, и пахло мокрой листвой.