Збигнев Ненацкий - Операция «Хрустальное зеркало»

— Вы надолго к нам в город? — Она считала своей обязанностью развлекать гостя до прихода отца.

— Это зависит от пана Рамуза.

— Ох, вы возлагаете такие надежды на отца?

— Нет, но любой его совет или информация могут пригодиться.

— Вы историк, да?

— Да…

Она поднялась со стула, одернула передник.

— Вы пообедаете с нами, правда? Вы приехали дневным поездом? Это очень хороший поезд.

— Я приехал вчера. Девушка удивилась.

— Почему же вы не пришли к нам сразу? У нас есть специальная комната для гостей.

— Я живу на частной квартире. У Рачинской. Губы девушки задрожали. Глаза стали черными от ненависти. Она почти крикнула:

— Кто вам дал ее адрес? Это страшная женщина! Ведь именно в ее доме арестовали штаб Перкуна!

Она закусила губу.

— Извините. Это вас совсем не интересует, — и, не ожидая ответа, вышла из комнаты.

От скуки Альберт принялся рассматривать репродукции, развешанные по стенам, и обстановку кабинета. Постепенно он осознал, что с того момента, как он снял эти матерчатые лапти, его здесь уже ничто не раздражало. Диван оказался очень мягким, сделанным как будто специально для того, чтобы удобно устроиться с газетой в руках. Он подумал, что этот сверкающий чистотой кабинет, ряды книг за желтой занавеской дают гарантию покоя и безопасности. Ужас и смерть, нависшие над городом, проходили где-то рядом, за зелеными ставнями этого домика.

В коридоре послышался басовитый мужской голос. Глядя на дверь, Альберт ожидал увидеть рослого цветущего мужчину. Вошел маленький сухой старичок с копной совершенно седых волос. Дочь, вероятно, сообщила ему цель визита гостя; он поздоровался с Альбертом очень приветливо. Принялся выдвигать ящики и выкладывать на стол связки блокнотов и тетрадей.

— Я пишу работу о Ди и Келли и об их пребывании в Польше. Ольбрахт Ласский интересует меня постольку, поскольку он был связан с этими двумя английскими магами. Прежде всего мне необходимо узнать, зачем Ласский привез их в Польшу. В вашей монографии об этом сказано вскользь. Поэтому я и отыскал вас.

Рамуз перестал рыться в ящиках стола, подошел к Альберту с пачкой сигарет. Щуря близорукие глаза, старик внимательно, изучающе, чуточку иронически разглядывал своего собеседника.

— Это очень странно, — произнес он наконец.

— Вы имеете в виду причину приезда английских магов?

Старик рассмеялся.

— Нет. Причину вашего приезда сюда… Просто удивительно, что есть еще в наше время люди, которых интересуют подобные проблемы. Смотрю я на вас и не могу надивиться: неужели вас не интересует страшная кровавая борьба, которая ведется в нас самих и вокруг нас?

— Нет, — твердо ответил Альберт.

— А проблема выбора? На чью сторону встать?

— Я уже выбрал.

Рамуз смешался. Неуверенно потер лоб, щеки, пригладил волосы.

Альберт попробовал загладить резкость предыдущих слов.

— Три года я был на фронте. Разве я не имею права считать, что война уже закончилась?

— Не для всех.

— О да. Вчера на тот поезд, в котором я сюда приехал, было совершено нападение. Несколько человек погибли. На моих глазах из вагона вытащили русского солдата и пристрелили там же, на насыпи… Рокита. Кто это, черт побери?

Рамуз молчал, шаркая тапочками, ходил по кабинету взад и вперед. Монографию о Ласском он написал, по-видимому, в период недолгого увлечения научной деятельностью. Это был прирожденный педагог, а не научный работник, его влекло живое, сегодняшнее, а не то, что умерло. Вот почему в разговоре история Ласского все время отходила на второй план. Его интересовали вопросы, которыми страна жила сегодня.

— Сразу же после освобождения, в 1945 году, коммунисты назначили меня директором гимназии. Я всегда был либералом, рационалистом. Вспомнили, что в свое время я боролся с влиянием церкви на школу, симпатизировал левым. Меня поставили воспитывать молодежь. Но должен вам сказать, что молодежь нельзя воспитывать под стеклянным колпаком, в вакууме. Перкун тоже был учителем, воспитателем. Во время войны он провел в нашем уезде несколько удачных военных операций против немцев, сразу сделавшись чуть ли не национальным героем. После освобождения ушел в подполье. Организовал свою армию, рассредоточил ее в нескольких уездах — по деревням и городам. Создал несколько тайных диверсионных групп и держал в страхе весь наш городок. Я попытался играть роль посредника между ним и здешними коммунистами. Но они не смогли найти общий язык.