Збигнев Ненацкий - Операция «Хрустальное зеркало»

Измученный вид Альберта возбудил в хозяйке живейшее сочувствие. Она встретила его тепло, даже нежно. Не беда, что ботинки и брюки вновь прибывшего покрывал толстый слой грязи, воротничок измялся, а щеки поросли щетиной. Оценивающий взгляд Рачинской исследовал каждую складку его одежды, ощупал два кожаных чемодана, и, казалось, проник в содержимое бумажника. Помогая Альберту снять плащ, она говорила с искренней заботливостью:

— У вас, наверное, было нелегкое путешествие. Сейчас я приготовлю ванну. У меня в доме можно отдохнуть. Здесь покой и тишина. У вас ужасно усталый вид.

— Я голоден, — стесняясь, пробормотал Альберт.

— Так что же сначала: ванну или обед? — спросила она ласково.

— Ванну, — еле выдавил из себя Альберт.

Хозяйка провела его в гостиную. Рядом с двумя глубокими кожаными креслами стоял высокий торшер, напоминавший нежный цветок с опущенной чашечкой. В мягких розоватых тонах была выдержана и остальная часть обстановки: диван, стены, платье Рачинской, плотно облегавшее ее внушительные формы.

— Мы пока что будем почти одни в доме, — ворковала Рачинская, кокетливо склонив голову набок. — Правда, со вчерашнего дня у меня поселился один молодой архитектор. Неожиданно оказалось, что кое-кто располагает крупными суммами денег. Хотят строить дома, виллы. Вот и понадобился им способный архитектор.

Альберту отвели большую комнату с балконом в бельэтаже. Плата за пребывание в пансионате пани Рачинской оказалась такой высокой, что Альберт чуть не расхохотался. Ему удалось, однако, сохранить полное безразличие, словно он вовсе не ориентировался в ценах.

Он попросил, чтобы после ванны ему принесли еду в комнату.

Горячая вода лишила его последних сил. Едва держась на ногах, он вернулся в свою комнату. Обед уже ждал его на столе. Он ел жадно, быстро, почти теряя сознание от страшной усталости. Усилием воли заставил себя подняться, повернуть ключ в замке и поставить пистолет на боевой взвод.

Альберт проснулся в одиннадцать вечера. В доме царила полная тишина. Он оделся и тихо спустился вниз.

В гостиной горел свет, но было пусто. Альберт прошел в переднюю, накинул плащ и, крадучись, вышел на улицу, стараясь как можно тише прикрыть за собой дверь.

У ближайшего уличного фонаря он остановился и взглянул на часы. Времени оставалось еще довольно много, и Альберт, борясь с налетавшими порывами холодного ветра, не спеша направился в город.

Он остановился на мосту. Моросил дождь. Свет редких фонарей, казалось, еще сильнее подчеркивал ночную тьму. Уныло гудели над мостом телеграфные провода. Альберт ждал минут десять. Внезапно улица осветилась яркими огнями фар. Большая легковая машина медленно ехала по мосту, полосы света тщательно ощупывали мостовую. Альберт неподвижно стоял у самого края тротуара. Машина бесшумно остановилась. Дверца приоткрылась, и через секунду Альберт полулежал в теплой полутемной кабине.

У лесной опушки машина повернула обратно. Альберт почувствовал в своей руке два конверта. Один плоский, легонький, другой тяжелый, плотный.

— Здесь рекомендательное письмо от прелата, а в другом — доллары, — обратился к нему Миколай. — Денег не слишком много. И на большее не рассчитывай. Пересчитай, чтобы потом не было никаких претензий, и расписку подпиши.

Машина остановилась у обочины дороги. Миколай зажег свет в кабине, и Альберт внимательно, то и дело слюнявя указательный палец, пересчитал банкноты.

— Ну вот… — вздохнул он, ставя свою подпись на клочке бумаги.

Потом осмотрел со всех сторон тонкий конверт с письмом от прелата. Прочитал адрес. Свистнул.

— Ты знаешь, кто такие эти камедулы?

— Не знаю, терпеть не могу церковников.

— Это самый суровый монашеский орден. Они дают обет молчания. Ни слова за всю жизнь, представляешь себе!

— Ты приехал сюда из Англии, чтобы найти «хрустальное зеркало». Кажется, в монастыре есть несколько книг шестнадцатого века, какие-то дневники того времени. Впрочем, я в этом не разбираюсь. Хочу тебя только предупредить. В этом монастыре, должно быть, не все чисто: прелат с большой неохотой приготовил для тебя это рекомендательное письмо.

Миколай погасил лампочку в кабине, выключил фары.

— Ты помнишь, кто прикончил штаб Перкуна? — тихо спросил Альберт.

— «Ночной Лелек».

— Теперь он работает швейцаром в здешней гостинице.

— Ну и что?

— Он меня узнал.

— Боишься?

— Не валяй дурака! — разозлился Альберт. — Я не хочу, чтобы меня нашли, как Куртмана. Конечно, боюсь. Он узнал меня, понимаешь? Достаточно ему сболтнуть об этом хотя бы в уездном УБ — и конец!