Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

А вот дураком Сыскарь не был. Но теперь волшебным, непостижимым, фантастическим, колдовским образом оказавшись в прошлом, за чуть ли не триста лет до собственного рождения, он быстро понял, что большинство его навыков москвича начала третьего тысячелетия от Рождества Христова или не значат совсем ничего, или такую малость, что о ней и упоминать не стоит.

И наоборот. Умения, приобретённые им в течение жизни вроде бы случайным образом и непонятно зачем и для чего, нынче приобретали большой вес и стоили очень дорого.

К примеру, тот же навык худо-бедно держаться в седле. Или определять направление движения без всяких карт и даже компаса. Пусть и весьма приблизительно, но всё-таки. Днём по солнцу, ночью по звёздам.

За навык верховой езды Сыскарь уже не раз мысленно поблагодарил свою первую любовь, которая увлекалась конным спортом и жить без лошадей не могла, что в известной мере и послужило поводом к их последующему расставанию.

Умение же ориентироваться без карты и компаса по сторонам света, выбирать и чувствовать направление движения, Андрей приобрёл в армии. Как говорится, не мог — научили, не хотел — заставили. Тогда, в горах Кавказа, оно крепко и неоднократно его выручало. И вот теперь пригодилось снова.

После того как они свернули с Калужской дороги, их путь лежал сначала на северо-восток, а затем Симай снова взял чуть севернее. Сыскарь не мог назвать себя знатоком топографии древней Москвы и окрестностей, но примерно представлял, куда они движутся. Где-то впереди должна была быть Москва-река, через которую, скорее всего, им придётся переправляться. Если, конечно, след в результате не привёдет куда-нибудь в район Замоскворечья, на ту же Ордынку.

Потому что шли они не сами по себе, а по следу. С той самой минуты, когда напали на него неподалёку от места, где ночью потеряли. Убийцы и похитители при всей их дерзости, силе и мобильности были людьми. Люди же предпочитают передвигаться по дорогам, пусть даже и представляющим собой всего лишь выбитую в траве копытами, ногами и колёсами телег пыльную неширокую кривоватую ленту, ведущую от одного села до другого, с холма на холм, из леса в лес, через одну речушку и ручей до следующих. Потому что так удобнее и быстрее. Попробуешь рискнуть напрямик по бездорожью, «Отче наш» прочесть не успеешь, как воткнёшься в какое-нибудь непролазное болото, которое без проводника не пройти, не объехать. Значит, поворачивай назад, теряй время и в конце концов выезжай на ту же дорогу, где тебя обязательно заметят. Даже ночью. Остаётся лишь этого заметившего найти и как следует расспросить.

А это Сыскарь умел.

Он сам удивлялся тому, как быстро вписался в эту, казалось бы, на первый взгляд, дремучую жизнь своих предков. Которая при ближайшем рассмотрении оказалась не многим более дремучей, нежели жизнь его современников.

Особенно сие было заметно и потому, что незадолго до своего попадания в прошлое он с другом и напарником Иваном Лобановым проехался по русской глубинке на машине, останавливаясь в сёлах и расспрашивая местное население о девушке по имени Светлана Русская.

Теперь вместо машины были лошади, погибшего друга сменил новый товарищ — кэрдо мулеса Симайонс Удача, цыган и охотник на нечисть, с дорог исчез асфальт, а из деревень электричество, радио, телевидение и сотовая связь. Но вокруг, как оказалось, лежит всё та же Россия. И населяют её, по сути, те же русские люди.

Да, в подавляющем большинстве они не умели читать и писать, и одеты были совершенно в другую одежду, и жили в избах, какие в двадцать первом веке могут попасться на глаза только, если вам очень сильно повезёт. Но их язык был русским языком. Ясным и чистым. Таким, что Сыскарь понимал всё сказанное без всякого перевода, и его понимали тоже. Может быть, в уме и дивясь несколько барину со странным говором, но не более того. Мало ли странных людей на свете! Особливо среди бояр и в наше беспокойное время, когда государь Пётр Алексеевич, почитай, всю страну на дыбки поднял. Тут и не захочешь, а станешь странным.

И ещё.

Хоть и не особенно часто, но Сыскарь бывал за границей и всегда определял там соотечественников с первого взгляда, даже не заговаривая с ними. Вот и здесь. Достаточно было посмотреть на осанку, походку и в глаза людей, попадавшихся им навстречу в деревнях, чтобы сказать себе самому: «Это Россия, друг. И неважно, что на дворе май одна тысяча семьсот двадцать второго. Это — Россия. Родина, мать ваша, которая узнаётся сразу, пусть хоть триста лет пройдёт туда или назад, хоть тысяча…»