Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

Сыскарь слегка потряс головой. Башка побаливала. Не сильно, но тем не менее. Что там к ужину было, самогонка? Она, родимая. Вот зачем, спрашивается, пить в дороге да ещё в незнакомом месте? Ты ж, Андрюша, хоть и бывший, но мент, должен понимать. Чревато это. Кто ж знал? Не хотелось людей обижать. Фрол этот так искренне предложил… И ведь с нами пил, паразит! Что же они нам подмешали? Потому что не мог я с одного стакана так вырубиться, что не почуял, как меня вяжут. И Симай не мог. Блин с чебурашкой, а где Симай?!

— Симай, — позвал негромко, — ты здесь, Удача?

— Здесь, — отозвался напарник ясным голосом. — Лежу вот и боюсь тебя окликнуть. Хорошо, ты первый голос подал. Как нас, а? Словно детей малых. Ладно ты, человек пришлый, вообще из другого мира. Но где, спрашивается, было моё чутьё? Я ж кэрдо мулеса, призраков и духов днём вижу!

— Устали мы, — напомнил Сыскарь. — Ночь без сна, день в седле. Напиток ещё твой бодрящий… Вот и лоханулись. Да и не духи это, люди. Поди знай, что у них на уме.

— Лоханулись — это окунулись в лохань с говном? — предположил Симай. — Красное словцо, надо будет запомнить.

— Что-то в этом роде, — невольно засмеялся Сыскарь. — Ладно, напарник. Лоханулись так лоханулись, с кем не бывает. Как выбираться будем?

— Как-как… каком кверху. Не знаю.

— Руки бы развязать… Чёрт, крепко стянули, гады. На совесть. Одно хорошо, сразу не убили. Значит, мы им зачем-то нужны. Вот только зачем…

— Может, зубами? — предложил Симай.

— Что — зубами? — не понял Сыскарь.

— Верёвки попробовать развязать. Ну-ка, повернись так, чтобы я дотянулся. Зубы у меня крепкие — хоть гвозди перекусывай.

— Хм. Неплохая мысль. Сейчас…

Однако осуществить задуманное не удалось. Над головами прогрохотали шаги, со стуком откинулась крышка погреба, и в кромешную подпольную тьму проник желтоватый свет свечи.

— Лезьте в погреб! — приказал грубый мужской голос. — Живо!

— Руки хоть развяжите, изверги… — отозвался другой, показавшийся Сыскарю знакомым.

— Обойдёшься. Пошёл, говорю!

Послышался удар, негромкий вскрик, и слабый свет заслонила фигура, пытающаяся спуститься со связанными за спиной руками вниз по приставной лестнице. С трудом, но фигуре это удалось.

— Теперь ты, девка!

— Ой, да как же…

— Пошла, сука!..

На этот раз свет заслонила невысокая фигура в платье. И, как только голова женщины (девушки?) оказалась ниже пола, крышка погреба захлопнулась, погрузив погреб в прежнюю непроглядную тьму.

— Не вижу ничего, Харитон Порфирьевич. И страшно мне.

— Это обычный погреб. Чего здесь бояться? И видеть тебе ничего не надо. Садись, вон, прямо на землю.

— Ага, чего бояться… А вдруг тут крысы? Погреб же!

— Дарья, ты с каких пор крыс бояться стала? Крестьянская деваха, а туда же — крысы ей. Тьфу.

— Была б я крестьянской девахой, лучину б сейчас жгла да мужу одёжу штопала, а не сидела в подполе с путами на руках!

Голоса умолкли, слышно было, как пытаются устроиться в полной темноте со связанными руками вновь прибывшие.

Кто ищет, тот всегда найдёт, усмехнулся про себя Сыскарь. Хотели найти похищенных? Вот они. Сами, можно сказать, пришли. А насчёт места встречи и обстоятельств, извините, уговора не было, что свершиться сие при свете дня, при полной безопасности и, как говорится, непротивлении сторон. Нет, ну это надо было так по-дурацки влететь… Интересно, почему молчит кэрдо мулеса?

— Как здоровье, Харитон Порфирьевич? — будто услышав мысли напарника, вполголоса осведомился цыган.

— Симай?! — воскликнул управляющий, видимо, от неожиданности чуть не пустив петуха.

— Тсс-с, не так громко. Пусть думают, что мы не знакомы.

— Господи… — почти до шёпота понизил голос Харитон Порфирьевич, — ты-то как здесь оказался? И Андрей с тобой?

— Увы, — сказал Андрей. — Оба тут. Попали, словно кур в ощип.

— Кто это здесь с нами, Харитон Порфирьевич? — подала голос Дарья.

— Друзья, Дарья Сергеевна, мы друзья, — заверил Симай. — Хотели вам помочь. Жаль, не получилось. Но отчаиваться рано.

— Или поздно, — вздохнул управляющий. — Не хочу пугать и пугаться самому, но, по-моему, намерения у наших похитителей назвать добрыми нельзя. Боюсь, лишат нас жизни ещё до утра и на этом всё закончится.

— Что вы такое говорите, Харитон Порфирьевич, — тихо, но твёрдо сказала Дарья. — Надо верить и молиться. Господь не допустит нашей смерти.

— Вы, Дарья Сергеевна, в вампира натурального влюблены, и при этом на Господа надеетесь? — насмешливо спросил Симай. — Ну-ну.