Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

Сухим лающим смехом засмеялся Меншиков.

Сыскарь похолодел. В одну секунду он понял, как, бывало, вершился царский суд и чем были оплачены величие и авторитет государя-императора Петра Алексеевича Романова.

Так вот, оказывается, что значит — ни жив ни мёртв, промелькнула мысль. Противное состояние, однако. Мерзкое. Бороться с охватившим его липким страхом было чрезвычайно трудно. Почти невозможно. Оказывается, проще под пулями ходить, чем вот так сидеть и думать, пошутил царь или нет. И что ответит Яков Брюс… Вот теперь становится понятно, как чувствовали себя те, кто имел дело, к примеру, с товарищем Сталиным. Не приведи господь.

— Думаю, он не врёт, — не торопясь, произнёс Брюс. — Не говоря уже обо всех этих удивительных вещах. — Яков махнул рукой на разложенные на столе мобильный телефон, пистолет, фонарик, часы, перочинный нож и зажигалку с удостоверением. — Я не нашёл в его рассказе противоречий, которые обычно присущи всем, кто лжёт с целью получения какой-либо для себя выгоды. И нашего заклятого врага он описал очень точно. Я тебе уже говорил, Пётр Алексеевич, что проклятый колдун, не хочу даже имени его здесь называть, сбежал от нас в будущее. Вот и подтверждение моим словам в лице нашего гостя Андрея Сыскарёва.

— Даже послушать, как он молвит, уже достаточно, по моему разумению, — добавил Меншиков. — Мы так не разговариваем.

— Умеешь ты, Данилыч, нос по ветру держать, — усмехнулся Пётр. — За это и ценю. Что же касаемо тебя, — он посмотрел на Сыскаря, — то не бойся. Шучу я. Давай-ка, выпьем на брудершафт, чтобы без обид. Знаешь, как это?

— Знаю, — выдавил из себя Андрей. — Это для меня большая честь, государь.

Пётр лично наполнил ромом две бронзовые чарки вместимостью никак не меньше стакана каждая. Они скрестили руки, выпили. Вкуса рома Сыскарь не почувствовал: в следующее мгновение царь крепко — аж зубы столкнулись с зубами — поцеловал его в губы, отстранился, крепко хлопнул по плечу. — Молодец! Красиво пьёшь, — обернулся на Брюса. — Помнишь, Яков Вилимович, мы с тобой обсуждали, как колдуна в будущем достать?

— Помню, — кивнул шотландец. — Выходило, что невозможно это. Главное, не знали мы, где он точно, в каком году. Да и кого послать вслед за ним? Нет у нас людей, настолько подготовленных.

— Зато теперь есть! — воскликнул царь. — Что, Андрюха, сыскарская твоя душа, сделаешь для нас и России доброе дело? Заодно и себе поможешь.

— Сделаю, — ещё не веря в свою удачу, ответил Сыскарь. — А какое?

Телефон звонил.

Нет, думал он сквозь сон. Это песня из кинофильма «Крёстный отец». Саундтрек. «Speak softly, love and hold me warm against your heart…» Энди Уильямс поёт. «I feel your words, the tender trembling moments start». Очень хорошая песня.

Твою мать.

Это же и есть звонок.

Не открывая глаз, он протянул руку, ухватил с журнального столика мобильник, нажал соединение, привычно буркнул:

— Сыскарёв на проводе.

На полмгновения в трубке замерла ошеломлённая тишина. И тут же голос секретаря на всю голову Ирки Москвитиной взорвал её к чертям собачьим:

— Сыскарь!! Андрей!! Ты где, чудо грешное?!!! Я тут уже с ума почти сошла!

Он отодвинул трубку от уха, чтобы не оглохнуть и открыл глаза. Это был его диван, на котором он лежал, и его квартира. Очень хотелось пить.

— Я дома, — сказал он. — А что случилось?

— Ты ещё спрашиваешь?! Пропал с концами и спрашиваешь? Ты где был? Бухал, что ли, беспробудно? Ты знаешь, вообще, какие сказки мне охранник на кладбище рассказал? Ты знаешь, что эта твоя невеста ненаглядная, Света, замуж выходит за другого?

— Как — замуж? Что ты несёшь?! — Он спустил ноги с дивана и хотел встать. Ноги опёрлись на что-то неудобное и мягкое, и он снова сел на диван.

— Ай!! — заорало мягкое. — Ты охренел, на людей наступать?

— Бля! Симай?!

— Нет, папа Римский. Что, встаём уже?

— Что там у тебя?! — кричала трубка так, что он, казалось, разбирал слова не только ушами, но и ладонью. — Сыскарь, гад такой, ты меня в гроб вгонишь! Что там у тебя происходит? Сиди дома, никуда не выходи. Мы уже едем! Пятнадцать минут!

— Мы?

— Жди. Понял?! Приеду — убью.

И отключилась.

Андрей посмотрел на Симая, который сидел на полу, растирая лицо руками, и всё вспомнил. От начала, когда он оказался в ночном подмосковном лесу одна тысяча двадцать второго года и чуть не был съеден оборотнями. И до самого конца, когда они с Симаем по очереди отпили из чаши волшебного зелья, затем Яков Брюс, сподвижник Петра Первого, закончил читать заклинание, стены тайной комнаты в знаменитой Сухаревой башне закружились-завертелись, образовывая над головой жутковатую, сужающуюся где-то в бесконечности, разноцветную искристую воронку, в которую его и затянула какая-то неведомая сила, а потом…