Максим Дегтярев - Адам Смартус и дело Института Глубоких Физических Проблем

Он изучал последний вариант, когда вернулся Пифагор.

―Не скрипят, ― и Пифагор помахал руками, едва не задев хозяина по носу.

―Ты где пропадал? ― строго спросил раздосадованный хозяин.

―Когда? ― искренне поинтересовался робот.

―Начни с девяти утра. Я скажу, когда остановиться.

Робот принялся монотонно перечислять:

―Дома, на улице, ведущей к метро, я не знаю ее названия, в метро, в мастерской господина Ломберта, в такси…

―Ты брал такси!!!

―Я опаздывал…

―Хорошо, ― Смартус взял себя в руки, ― куда ты опаздывал?

―В «Киберинтеллект-клуб».

Смартус ценил в роботах тягу к знаниям, поэтому передумал сердиться.

―И что ты там делал? ― спросил он с усмешкой.

―Участвовал в конкурсе по тесту Тьюринга.

―Вот как! Изображал из себя человека?

―Да. Только это называется «имитация человеческого сознания».

―И как успехи?

―Первое место в категории до ста терракубитов. Извините, я хотел сделать вам сюрприз.

―Молодец! ― Смартус похлопал робота по плечевому шарниру. ― Я всегда в тебя верил. Думаю, ты заслужил подарка.

―Мне уже вручили подарок.

―Какой?

―Талон на распродажу нейронов в супермаркете «Интел».

―Ты и там задержался?

―Да. Вы не представляете, какие там очереди в примерочную.

―Ну, хорошо. Так и быть, ужин сегодня я приготовлю сам.

На кухне Смартуса посетила нехорошая мысль. (Его всегда посещают нехорошие мысли, когда упаковка замороженных продуктов взрывается в микроволновке.)

―Пиф! ― позвал он робота.

―Что, босс?

―Расскажи, как ты готовился к конкурсу.

―Я тренировался.

Смартус вспылил:

―На ком? На разносчике пиццы, на несчастной одинокой женщине, и, в конце концов, на мне?!!

На робота было жалко смотреть.

―Простите меня, господин Смартус. Вы во всем для меня пример. Поэтому я изображал вас.

―Плохо изображал! Твою статью о яблоневой обжорке отклонили!

―Плодожорке, босс. В следующий раз я напишу лучше.

―Следующего раза не будет. Иди… нет, постой. Говори, на чем тебя подловили. ― Смартус поберег бы самолюбие робота, если бы тот не провинился.

―Меня спросили, что лучше, зеленое или железное.

―А ты?

―Сказал, что вопрос сформулирован некорректно. И во мне сразу признали робота.

―Еще бы! Разумеется, железное лучше!

―Странно… И контрольный человек ответил так же… А почему, господин Смартус?

―Тебе этого не понять.

―Если бы вы сказали такое на тесте Тьюринга, вас тут же объявили бы роботом. Банальный уход от ответа.

―Значит, все люди немного роботы. Либо тест Тьюринга несовершенен.

―Я склоняюсь ко второму, ― заявил робот.

―А я к первому, ― возразил Смартус. Чувство противоречия тут не при чем ― у Смартуса появилась многообещающая идея.

Поужинав остатками со стенок микроволновки, он приступил к сбору сведений о Лаборатории Тяготения и Отталкивания Института Глубоких Физических Проблем. Из институтского локуса он узнал, что Валленброк занял свою должность всего четыре месяца назад. До него лабораторию возглавлял доктор Гельмгольц. Во время подготовки опасного эксперимента он опрокинул на себя сорокалитровую бутыль с серной кислотой. Обожженного, умирающего Гельмгольца доставили в ожоговый центр, и несколько дней врачи пытались спасти ему жизнь…

Смартус подозвал робота и рассказал ему о том, что случилось в институте. Ни единого факта не скрыл он от робота и ни единого имени из подготовленного Жеромом списка. Рассказав, он спросил:

―С кем из них ты бы поговорил в первую очередь?

Пифагор проглядел файл с именами участников семинара до конца и указал на последнюю строчку:

―Вот с ним.

Последняя строчка гласила:

«За истинность вышеизложенного ручается комиссар Жером».

Робот объяснил:

―Произошло преступление. Следовательно, надо обратиться в полицию.

―М-да, ― протянул Смартус, ― до меня тебе все еще далеко…

Заведующий отделом бионики Тидл Мориц быстро понял, что отпираться бесполезно. Но он не знал, с чего начать. Смартус подсказал:

―С того дня, когда умирающего Гельмгольца привезли в ожоговый центр.

Мориц с жаром заговорил:

―Он действительно умирал. Его мозг не был поражен, Гельмгольц все еще находился в сознании и знал, что умирает. Я предложил ему участвовать в эксперименте. Технология соединения человеческого мозга и машины была только-только разработана. Едва ли я мог быть уверен в успехе, поэтому я хотел, чтобы первым, кому я предложу стать машиной, был человек, готовый пойти на риск ради науки. Гельмгольц согласился сразу же, но поставил условие: чем бы ни закончился эксперимент, я должен объявить, что произошла неудача. Если киборг не подаст признаков жизни, я обязан буду отключить систему жизнеобеспечения мозга даже при обнаружении нейроактивности. В случае удачи Гельмгольц вправе самостоятельно решать, сообщать ли общественности о своем воскрешении. Все это я принял безоговорочно. Исход эксперимента превзошел все наши ожидания. Мозг ученого полностью восстановил работоспособность. Гельмгольц мог видеть, слышать, говорить, двигать механическим конечностями, ― к этому, правда, ему пришлось долго привыкать, ― и, что было для него самое главное, он мог думать ничуть не хуже, чем раньше. Более того, он избавился от прежних недомоганий, вызванных старением человеческого тела. Едва получив тело робота, он вернулся к занятиям теоретической физикой. Я с нетерпением ждал того часа, когда мне разрешат обнародовать результаты эксперимента. Гельмгольц просил не торопиться, и я строго следовал нашей договоренности. Примерно месяц назад он сказал мне, что закончил какие-то важные расчеты. «Самое время сообщить о них миру», ― ответил я, подразумевая, что и мне найдется, о чем сообщить. Но он снова попросил подождать. Я не удержался и опубликовал статью, где говорилось, что технология по созданию киборгов прошла предварительные испытания, и что в скором времени я представлю тому доказательства. Эта статья возмутила Гельмгольца. Он обвинил меня в нарушении договоренности. Неделю мы с ним не разговаривали, а затем он пропал.