Анастасия Федорова - Дело о полянах Калевалы

На стене над вытертым диваном, в желтом пятне света висела большая фотография в рамке. На ней был запечатлен какой-то безымянный ручей, каких на берегах Белого моря что звезд в небе. Дикая, выветренная, изъеденная дождями земля, огромные валуны и россыпь камней помельче, темная, несущаяся неудержимым потоком ледяная вода, низвергающаяся белопенным водопадом. Это еще не подавляющее величие скалистых гор, но уже не ленивая безмятежность полей. Все здесь пронизано ощущением мощи и крепости. Синее, как на открытках, небо, густая зелень хвои. Они стоят на покрытом мхом пригорке, четыре маленькие фигурки, такие хрупкие по сравнению с необузданной силой этих мест. У ног свалены рюкзаки, кто-то стоит, подбоченившись, кто-то присел на корточки, один придерживает сумку, у другого в руках карта. Им всем по тридцать — тридцать пять лет. Эту фотографию Краснов любил больше всего.

Она была для него напоминанием о его «прошлой» жизни, если так можно выразиться о временном промежутке до того дня, когда падение в подземной пещере и дальнейшие события изменили и перевернули с ног на голову все его представления о мире. Иногда он вспоминал и пытался осмыслить те часы и минуты. Он явно помнил, как оборвался трос, этот звенящий звук, пронизавший все тело ужасом, падение, такое же легкое и скользящее, как в детских снах. Если бы только к нему не примешивалось это душераздирающее чувство беспомощности и обреченности! Затем все в глазах закружилось, и он потерял чувство ориентации. Ослепительные вспышки, тело, как ватное, катится куда-то, натыкаясь на камни. После того, самого первого удара, он уже не чувствовал ни страха, ни боли, только какое-то искреннее удивление. Внутренний голос наивно спрашивал: я еще жив? А что дальше?

Часто Краснов останавливался на этих воспоминаниях, неровных и расплывчатых, переносясь сознанием к ясному утру, когда он встал абсолютно здоровый и самостоятельно выбрался из пещеры навстречу друзьям, возвращавшимся к нему, чтобы спасти. С тех пор многое изменилось. Способности, которые ему открылись после того памятного падения, многие люди не восприняли бы всерьез. Одни из них были вполне безобидны. Такие, например, как способность понимать различные языки, вполне можно было выдать за свою образованность. Предчувствие и некое подобие предвидения будущего, которое чаще в обыденной жизни зовется удачей, было, несомненно полезным, помогало избегать многих проблем. Но также доставляло и немало мучений, когда он ощущал леденящее дыхание серьезных проблем и бед в жизнях близких и друзей.

Самым опасным было «чтение мыслей», как он сам это называл, а по сути лишь ощущение внутреннего настроя собеседника. В детстве, мечтая уметь нечто особенное, отличавшее его от толпы, Ярослав, как и многие, отдал бы все на свете, чтобы овладеть подобным умением. На деле же, кроме печали, оно ему ничего не дало. Он порвал со многими друзьями, которые подсознательно оказались двуличны, корыстны или пусты. С неожиданной досадой убедился в том, что жена, развод с которой двумя годами ранее был результатом долгих и мучительных терзаний, не стоила тех душевных усилий. Ушел из университета, не в силах сосуществовать с суетливыми людьми, думавших не о науке и благе учащихся, а об отпусках, надбавках и повышении. Разочаровался он и в учениках, которые праздно отсиживали часы.

Затем настало время, когда он решил, что его спасут деньги. Они приблизят его к волшебному миру чистоты и комфорта, где нет рыкающей злобы и ожесточенности вечно голодных, в чем-то нуждающихся людей. Пользуясь своими способностями, Краснов работал в банке, интуитивно чувствуя удачу и платежеспособных клиентов. Но вскоре и это ему наскучило. Перешагнув сорокалетний рубеж, он ушел в себя, в эзотерику, в поиски спасительного пути. Ведь способности, данные ему встреченным в пещере Неким, были дарованы ему не для собственной наживы. Должна быть у него цель, свой собственный путь, вот для чего он ныне был избран. Подсознательно он был уверен, что есть определенная миссия, которую он обязан осуществить, и связана она с той страной стремительных ручьев и замшелых камней.

Ярослав неторопливо позавтракал, смакуя, растягивая время. Запах крепкого кофе, который он так любил, приятно щекотал ноздри, на столе приветливо таращилась глазунья. Он умел прекрасно готовить любимые блюда, но в подобные дни душевного упадка ему ничего не хотелось делать. Словно экономя силы, он пожарил яичницу, бередя старую рану — к чему кулинарные изыски, долгое тщательное приготовление, когда он сам, один, быстро наестся и этим?