Андрей Бондаренко: Ночь богонгов и двадцать три пули

Чилийские переселенцы были, конечно, чилийскими. Только не совсем.

Круппендорф — в качестве южноамериканского населённого пункта — был образован в 1949-ом году на территории Аргентины, в двухстах пятидесяти километрах от Буэнос-Айреса. После завершения Второй мировой войны в Южную Америку хлынул нескончаемый поток немецких иммигрантов — и фашистских недобитков с семьями, и представителей торгово-промышленной элиты, опасавшихся преследований и репрессий со стороны победивших союзников. Диктатор Хуан Перрон, правящий тогда в Аргентине, относился к идеям национал-социализма вполне лояльно и никому из немецких беженцев в убежище не отказывал. Как грибы после дождя — в западных и центральных провинциях Аргентины — начали возникать немецкие поселения. Возникать, обустраиваться, обзаводиться крепкими хозяйствами и жить по классическим немецким законам-понятиям. Не вступая, как правило, в тесные взаимоотношения с местными жителями.

Но в 1955-ом году лояльный Хуан Перрон был свергнут.

«Что же будет дальше?», — заволновались немецкие колонисты. — «Чего ждать от новых властей?».

Наиболее хладнокровные остались на месте. Мол: — «Аргентинцам — по большому счёту — до нас нет никакого дела. Им, беспокойным и непостоянным, между собой разобраться бы…».

Но многие — чисто на всякий случай — перебрались в соседний Парагвай. Вот, и Круппендорф, неохотно подчиняясь общей тенденции, стал парагвайским посёлком.

Вскоре, как назло, отстранили от власти и милейшего парагвайского диктатора Стресснера. Опять начался период мутной и сволочной неопределённости…

Ганс Мюллер (в прошлом — штандартенфюрер СС), бывший тогда бургомистром Круппендорфа, принял очередное судьбоносное решение — срочно переезжать в Чили.

Продали всё, что можно было продать, собрали нехитрые манатки и перебазировались в голубые чилийские долины — льяносы. По дороге к ним прибилось много других немецко-парагвайских колонистов, так сказать, неорганизованных.

Народу набралось много, порядка двух тысяч человек. Выбрали подходящее местечко на высоком берегу полноводной горной реки, отстроились, наладили бизнес, начали активно рожать детишек. В 1970-ом году Круппендорфу даже был официально присвоен статус «города». Чилийского города, понятное дело…

За время долгих вынужденных странствий переселенцы (ради пущей безопасности), обзавелись дополнительными южноамериканскими паспортами. «Мюллеры» — официально — стали «Родригесами». «Вагнеры» — «Сервантесами». «Моргенштерны» — «Гонсалесами». Ну, и так далее.

Жили себе. Работали. Не ленились. Неуклонно повышали благосостояние. Размножались. Верили в свою арийскую исключительность. Истово соблюдали «чистоту крови». Ждали, что когда-нибудь — непременно — вернётся время «Великого Рейха»…

Для Хосе Родригеса (Томаса Мюллера), те спокойны Времена были лишь красивой легендой. Когда ему исполнилось четыре с половиной года, в Андах произошло сильнейшее землетрясение. Круппендорф (тот, чилийский), был буквально-таки стёрт с лица земли. Стёрт до самого основания. Погибла целая куча народа. В живых осталось чуть более двухсот человек.

Прибыли чилийские спасатели. Потом подтянулись и представители различных международных благотворительных организаций, стали делать всякие заманчивые предложения, связанные с переездом в другие, более спокойные и безопасные страны. О немецких корнях пострадавших никто, естественно, и не вспоминал. По крайне мере, официально.

— Пора заканчивать с «южно-американским периодом», — решил Рауль Родригес (Отто Мюллер), отец Хосе. — Беспокойно здесь. Никакой определённости и стабильности. То революции гремят, то землетрясения…. Предлагают перебраться в тишайшую Австралию? Почему бы и нет? Круппендорф разрушен, но «общинные» деньги, лежащие на банковских счетах, уцелели. Ладно, попробуем — ещё раз — начать новую жизнь…

И они попробовали. Перебрались в Австралию и купили ферму — «Форт Томпсон». Естественно, вместе с энным количеством тысяч гектаров плодородной австралийской земли.

Купили, построили крепкий жилой посёлок, который — чуть позже — огородили высоченным забором с колючей проволокой. Ею же обнесли и всё землевладение в целом.

Впрочем, в проволочном заграждении имелась узкая прореха, возле которой Аль и оставила лошадку. Лошадку оставила, а сама отправилась на свиданье с Хосе. То есть, с Томасом…

Кто такая — Аль? Откуда она взялась?