Сергей Алексеев - Молчание пирамид

— Сергей Николаевич, может изъять оставшийся жемчуг? — предложил Плюхач. — Пирамида открыта, есть доступ…

— Я вам помогу! — Голос камнереза зазвенел от надежды. — Все покажу! Там еще много… Я оставлял самый дорогой по окраске! И сверлил только тот, что подешевле…

— А какой подешевле?

— Обыкновенный… Цвета пасмурного неба…

— Может, возьмем? — напомнил о себе майор. — Я пошлю оперов…

— Жемчуг принадлежит Ордену, — проговорил Самохин и прикрыл глаза, чтобы досмотреть сон с бегущей Сашей. — Не бери чужого…

— А с камнерезом что? — после паузы спросил Плюхач. — Он ведь заложник здесь…

— Я заложник! — ухватился за слово Власов. — И работаю тут как раб!

— Как раб?..

— Конечно! Против своей воли!

— Пойдешь долбить стену?

— Пойду! Буду делать, что прикажите. Бетон — это тоже камень, я умею!..

— Дай ему инструмент, — распорядился Самохин. — Пусть работает…

Рабы трудились еще часа четыре, уже при электрическом свете, прежде чем в грани пирамиды образовалась воронкообразная пробоина и Плюхач сообщил, что осталась лишь тонкая и уже растрескавшаяся внутренняя отделка. Только тогда Самохин вышел из УАЗа, заперев дверь, и приказал выключить свет, убрать инструменты, провода и всем отойти от таганаитовой пирамиды. Азиаты растворились мгновенно, бойцы отдалились на несколько десятков шагов, однако их лица все еще белели в темноте, Плюхач крутился за спиной лишь чуть поодаль.

— Отведи людей, — шепотом сказал ему Самохин. — И сам исчезни.

Тот схватил его руку, потряс.

— Сергей Николаевич?.. Товарищ полковник?.. Ну, ты же меня понимаешь?

— Уйди. — Он вырвал руку. — Не мешай. Майор цокнул языком и все-таки исчез в темноте.

В полной темноте Самохин потрогал неровные стенки пробоины, осторожно вошел в нее, низко пригнув голову, и нащупал шевелящуюся под ладонями, дышащую корку. Однако вытолкнуть ее руками не удалось, крепкий цементный клей еще держал плотно пригнанные друг к другу торцы плит. Тогда он развернулся в тесном проеме, навалился плечом и коротким рывком выдавил их внутрь.

Послышался гулкий и протяжный грохот, как если бы за стеной был колодец.

Он вышел из пробоины, встал рядом на хрустящий под ногами щебень, освободив таким образом выход, и замер. Из пирамиды потянуло теплом, может от того, что на улице похолодало, и в это время послышался шорох — вроде бы сорвался камешек или кусок клея. Негромкий звук походил на звук капли, упавшей в воду, и в тот же миг Самохин ощутил, как в горле и во рту стало влажно, солоно, и пропала жажда.

Он опустился тут же на щебень и откинулся спиной на грань пирамиды — перед глазами светилось яркое звездное небо.

Через минуту крадущейся походкой приблизился Плюхач, молча постоял, и полез в пробоину. Слышались его гулкие шаркающие шаги, мелькали отсветы фонаря, а в это время к пирамиде, медленно и бесшумно, словно на исходную позицию, подтягивались бойцы…

— Там пусто, — сказал Плюхач, появляясь из темного провала. — Но какое-то странное чувство… Будто кто-то там был…

На базе «лесоустроителей» оказалось людно, словно здесь, забыв о конспирации и всяком прикрытии, готовились к празднику, и гости томительно-скромно ждали команды сесть за стол, хотя ничего, кроме двух составленных вместе ящиков тут не было, да и присесть некуда. Кажется, всех мучила жажда и жара, начавшаяся с раннего утра, на елках висели пиджаки, галстуки и дамские сумочки, а на земле, в тени палаток стояли полупустые бутыли с минералкой.

УАЗ подрулил к палаткам и остановился. Не спавшие ночь, усталые бойцы и оперативники вывалились из машины, однако сразу же взбодрились и подтянулись при виде высокого начальства. Вызволенный из рабства камнерез выскользнул в общей массе и мгновенно исчез.

Самохин вышел из уазика последним и тут же сел на подножку, озирая гостей. И хотя все они были без галстуков, однако же соблюдалась иерархия, поскольку первым к нему подошел адмирал, сдержанно поздоровался, зачем-то заглянул в салон и встал напротив, засунув руки в карманы.

И стало понятно, что ни Липовой, ни все остальные, прилетевшие с ним, не знают, как сейчас вести себя, и с чего начать хоть какой-нибудь дежурный, житейский, обыденный разговор. Здесь практически не было лишних, чужих, случайных людей, если не считать трех личных телохранителей VIP-персон, единственных непосвященных, которые стояли довольно далеко и делали отстраненный вид. Но произошло событие, несоразмерное с их представлениями об отношениях; интуитивно все они осознавали, что всякий словесный мусор или действие сейчас неуместно и будет выглядеть глупостью. Не спросишь, как доехал или как самочувствие, не будешь долго трясти руку и, тем паче, не похлопаешь по плечу. Почти физически Самохин ощутил некий барьер, неожиданно вставший между ними, и перешагнуть его теперь должен был он, а не те, кому подчинялся и от кого зависел.