Юрий Леж - Богиня ex machina

— Одевайся, — подтолкнула девчонку в сторону Купера Ника, добавив: — Ох, будь моя воля, выпорола бы тебя по этой самой заднице солдатским ремнем… есть у меня дома такой, с латунной бляхой, подарили на память, а сейчас очень даже пригодился бы. Но — увы… ты теперь переходишь к Куперу, он и вернет тебя домой без экзекуции. А жаль…

Рассказывать и без того пребывающему в шоке академику Пильману о том, что с совершеннолетием большинство женщин с родины Саломеи добровольно купируют этот забавный рудимент на своем теле, блондинка не стала. Зачем делиться излишней информацией? А вот с нарушительницей межпланетных законов и уложений Ника решила еще поговорить, чтобы надолго, если не навсегда, отбить охоту к такой противоправной деятельности.

— Выпороть тебя я, конечно, не могу, но… Написать твоим родителям подробное письмо о твоей жизни здесь имею полное право, да еще — приложить фотографии, — услышав эти слова блондинки, Купер незаметно для окружающих показал Саломее миниатюрный аппарат, скрывающийся в его ладони, впрочем, снимки он делал только в момент проникновения в кабинет, из чистой предосторожности оставляя документальное свидетельство их работы, но знать об этом нарушительнице законов было не обязательно.

Впрочем, несмотря на реальность угрозы, делать этого Ника тоже не собиралась. Зачем, спрашивается, лезть со своей официальной позицией планетарного Инспектора в чужие семейные отношения, тем более — между родителями и детьми? Но вот припугнуть, одернуть на будущее злосчастную беглянку — стоило.

— Мишель, нам пора, — скомандовала блондинка и тут же обратилась к остальным участникам акции: — Комиссар и ты, капитан, думаю, вы чуть задержись и объясните академику, как ему следует вести себя после всего случившегося?.. Вот и хорошо…

…на темной ночной улице, выйдя через парадную дверь особняка Пильманов, Ника слегка подтолкнула Купера к проулочку, в котором продолжал дожидаться распоряжений начальства бывший парашютист Филя в автомобиле.

— Езжай в гостиницу, там тебя ждет будущая стажерка вашей группы, — посоветовала блондинка. — Нехорошо будет, если ты заявишься к ней вместе с еще одной девушкой, Милка пока не готова это воспринимать правильно.

— А вы? — уточнил педантично Купер, полностью согласившийся с мотивировкой Ники.

— А мы прогуляемся по городу, — ответила блондинка. — Весенняя ночь, ароматы расцветающих яблонь и вишни, пустынные улицы, прекрасная компания… сплошная романтика, когда еще доведется вот так, просто, пройтись по Энску?

Ника не стала договаривать, но Купер понял и без слов, что планетарный Инспектор хочет еще о чем-то своем, женском и сокровенном, поговорить с несовершеннолетней, но успевшей стать и беглянкой из дома, и нарушительницей законов Саломеей. И Мишель им в этом отнюдь не будет помехой…

— Ты кто?

Милка приподняла голову и открыла глаза — вокруг все было так же, как и пару минут назад, когда она присела на теплый, гладкий пластик тротуара, привалилась спиной к такой же гладкой, почти мягкой и чуть теплой на ощупь стене дома. Пустынный, уходящий куда-то вдаль кривым зигзагом узкий переулок, легкий ветерок вентиляции, шевелящий разбросанные в беспорядке яркие фантики то ли от конфет, то ли от съедобных брикетов, тусклый свет диодных фонарей, имитирующих своим изгибом, наверное, позапрошлый век этого города. Вот только сейчас прямо перед Валькирией, как с легкой руки Купера её прозвали в группе стажеров, стояло забавное существо: раскрашенные в разные неестественно яркие цвета пряди волос, на висках выстриженных почти под ноль, а за спиной уходящих к пояснице, аляповатый грим с синими, жутковатыми полукружьями под глазами, балахонистая, кажущаяся прозрачной, но не позволяющая смотреть сквозь себя блузка с рукавами-фонариками, короткая, нарочито драная и зашитая крупными неровными стежками юбка, в нелепых пятнах краски, разноцветные, в фигурных крупных дырках, чулки на крепких, в меру стройных ногах, левый — синий, правый — зеленый, с эффектной ажурной резинкой, охватывающей бедра как раз у самого края юбки, громоздкие, с высокими голенищами, тяжелые на вид ботинки из грубой кожи дополняли причудливый наряд еще одним нелепым штрихом. И вот это чудо природы, от силы лет четырнадцати, уставившись светло-лиловыми, почти без зрачка, глазами на Милку, нетерпеливо ковыряя носком ботинка пластик, совершая руками какие-то загадочные, дерганные движения, будто танцуя без музыки, интересовалось своим тоненьким, ломким голоском подростка: