Валерий Прохватилов: Снайпер должен стрелять

Наружная дверь была еще заперта. Кид несильно подергал за ручку шнура, извещая гостей звонком колокольчика о своем прибытии.

«Спят еще», — снисходительно усмехаясь, подумал он, тут же, впрочем, вспоминая, что обычно шум вездехода будил Валерию. «Молодежь, — бормотал он без укоризны, — такое дело…»

На звонок никто не отзывался. Кид удивился, опустил корзину, сошел с крыльца. Кинул взгляд на окна, внимательно осмотрел округу: нет ли свежих следов, не пришла ли гостям идея с утра покататься на лыжах. Подергал шнур еще и еще раз. Колокольчик дребезжал уже с заметным надрывом, но двери не открывались.

Кид еще раз бегло взглянул на окна, даже поневоле пожал плечами, а потом неторопливо пошел вдоль стены, огибая дом справа.

За первым же углом, где снег за эту зиму практически еще ни разу не расчищался, он, время от времени чертыхаясь, стал проваливаться в сугробы. Тревога нарастала, как все та же еженощная безудержная лавина, движения его стали нервными и поспешными, но именно поэтому Кид внезапно сам себе мысленно скомандовал «стоп!» — в нем проснулся охотник. Высоко поднимая ноги, видя сразу и край стены, и всю мерцающую округу, он стал продвигаться вперед увереннее, но в то же время расчетливей, осторожней. Он миновал второй угол, осматривая забранные сварной решеткой окна нижнего этажа. Занавески и шторы были задернуты, каждое окошко дышало миром, как бы говоря, что уют и покой есть не только очевидное, но и непременное условие, на котором великий Чиверс согласился основать здесь шале для своей молодой супруги.

За следующим углом начинался уступ с примыкавшей к шале пристройкой. Там помещалась кухня с выходом на площадку нижнего этажа и узорной лестницей, ведущей наверх. Всю пристройку можно было увидеть, только добравшись до этого проклятого, как будто все отступающего, все отодвигающегося угла.

Несмотря на то что одет он был сравнительно легко, Кид взмок. Пот катился по спине, приходилось отирать рукой лоб. Кид остановился, несколько раз глубоко вздохнул и затем — в три шага — оказался за последней чертой роковой безвестности.

То, что он увидел, заставило его замереть на месте. Сердце грохнуло, как барабан в миг свершения священного обряда казни, глаза померкли. Черная, искусно сваренная решетка кухонного окна, выходящего во внутренний двор шале, была сорвана и, покореженная, словно ее специально неистово терзали, одним углом торчала из снега. Середина оконной рамы была проломана каким-то жутким тупым ударом, и огрызки стекол темнели по ее краям, как зубы мертвой акулы, выброшенной из мрачных океанских глубин на скалы.

Все охотничьи инстинкты далеких предков разом были стерты в сознании Кида, мигом сбиты холодной слепой волной первобытного злого ужаса. Ошеломленный, он нелепыми кривыми прыжками кинулся к подоконнику, уцепился за нижний рваный край рамы и перевалился в кухню, продираясь животом сквозь остатки разбитых стекол. Так он и свалился на пол — под острый стеклянный звон, прозвучавший в тишине, как чья-то нелепая шутка на краю отверстой еще могилы.

Бегло оглядевшись, Кид прыжком пантеры ворвался в прихожую. Ключ от дома оказался на месте. Он отпер тугую дверь, выскочил зачем-то на крыльцо, резко повернул назад, на цыпочках уже вернулся в кухню, снова оглянулся и, вооружившись тяжелым разделочным ножом, подошел к ближайшей двери, ведущей во внутренние покои.

Чуть-чуть помедлив, выставив перед собой нож, левой рукой он рванул дверь на себя.

Это был центральный холл, служащий одновременно и столовой, и библиотекой. Толстый бежевый ковер на полу, инкрустированный серебром камин, раздвижной обеденный стол, десять стульев вокруг него, справа у окна журнальный столик с двумя креслами, на ореховой глади столика бутылка вина, два фужера, пепельница с окурками… На противоположной от двери стене — книжные полки с книгами, видеомагнитофоном, видеотекой, баром… Все на своих местах. В правом дальнем углу дверь, ведущая в узкий коридор, из которого можно пройти в две спальные комнаты…

Словно почувствовав, что на первом этаже никого нет, Кид кинулся в коридорчик, распахивая двери и оставляя их открытыми. Потом он быстро вернулся в прихожую, секунду помедлил перед лестницей и тихонечко, под жалобный скрип ступенек, стал подниматься на второй этаж. Там находились еще четыре спальни.

Валерию Бренна и ее приятеля он нашел во второй. Если просто бегло взглянуть на них с порога, можно было подумать, что оба спят. Но Валерия, неестественно закинув назад голову, немигающими глазами смотрела в потолок, рот ее был открыт. Одеяло закрывало ее лишь до талии, на шее и на груди виднелись кровоподтеки. Спутник ее лежал на животе, правая его рука свешивалась и словно упиралась в ковер.