Наль Подольский: Пятое состояние

Обдумывая дальнейшие планы, Александр Петрович решил с визитом к Хейфецу-младшему повременить, чтобы тот не счел кагебешную папку слишком легкой добычей. Адвокат сосредоточился на другом: как проникнуть на циклотрон и легализовать там свое присутствие. Наверняка всем сотрудникам циклотрона, рассуждал он, полагаются надбавки к зарплате за вредность условий работы, и, насколько он помнил университетские порядки, эти деньги наверняка никому не выплачивают. Обеспокоив еще раз проректора, Александр Петрович получил подтверждение своей догадки.

Далее все было делом техники — той техники, которой он владел в совершенстве. Телефонные разговоры, сцепляясь один с другим словно колесики часового механизма, в течение дня привели к нужному результату: он был представлен заведующему лабораторией номер шесть как известный, но чудаковатый адвокат, готовый за чисто символическую плату отстаивать попранную справедливость.

Адвокат потратил два дня, чтобы стать на циклотроне своим человеком. Благородство и бескорыстие его миссии открывало перед ним сердца служащих и, главное, развязывало языки. Закрытых дверей для него не было — он мог в любое время разгуливать со счетчиком Гейгера, где пожелает, и ему давали ключи от любых помещений, дабы он, вооружась рулеткой, мог промерять расстояния от рабочих мест до источников облучения или шума.

С заведующим лабораторией, профессором Башкирцевым, у Александра Петровича сложились совершенно душевные отношения. Башкирцев оказался меломаном и обладателем недурной коллекции старинных граммофонных пластинок, и домашний музей адвоката — коллекция аппаратуры звукозаписи — привел профессора в восхищение. Коллекционеры, как дети, мгновенно находят общий язык.

После нескольких дней знакомства, по случаю дождливой погоды дело дошло до совместного питья коньяка. Профессор интеллигентно, но неутомимо поглощал сей благородный напиток, заедая каждую рюмку ровно одной четвертушкой шоколадной конфеты, и, независимо от количества выпитого, не терял ни респектабельности, ни детского румянца на гладко выбритых впалых щеках.

Никакой свидетель не смог бы сказать, что адвокат о чем бы то ни было расспрашивал ученого, но разговор все время сам собой касался Хейфеца.

— Нелегкий он был человек, талантливый, но нелегкий. Никто его не понимал, да он и не хотел, чтобы его понимали. Да и талантлив был — сложно объяснить — как-то странно… не по-нашему как-то. Прямо инопланетянин какой-то, сосланный сюда в наказание за высокомерие.

— Талантливый? Вы сказали — талантливый? — рассеянно поинтересовался адвокат, подливая в рюмки коньяк. — А я слыхал, он спроектировал циклотрон неудачно, не так, как надо.

— Пустая болтовня, чепуха. Можете судить сами: циклотрон уже дряхлый, а работает до сих пор, как часы, весь факультет кормит.

— Это в каком смысле кормит? — удивился Александр Петрович.

— В самом прямом: зарабатывает на жизнь. Мы ведь космос обслуживаем, а они все еще хорошо платят. И знаете, что мы делаем?

— Если это государственные секреты…

— Какие там секреты, — усмехнулся Башкирцев, — как показалось адвокату, с горечью. — Каждый предмет, подлежащий запуску в космос, они сначала приносят нам, и мы бомбардируем его ускоренными частицами. А они потом проверяют, не стало ли что-нибудь от этого хуже… Очень интеллектуальная работа, знаете ли, вроде лесоповала… Они весьма забавные люди: если в приборе меняют диаметр заклепки, весь прибор проходит испытания снова. Одним словом, большая наука.

— Значит, с циклотроном все было в порядке… А из-за чего же тогда пошли разговоры?

— Вместе с ускорителем он соорудил еще нечто, нам не понятное и к циклотрону, по-видимому, отношения не имеющее. Здесь, под нами, — профессор слегка притопнул ногой, — гигантский бетонный фундамент глубиной около восьми метров, и в него, внутрь, проведены мощные токоносители. Я не знаю, что там смонтировано, но оно пожирает бездну энергии, больше самого ускорителя. И продуцирует сумасшедшие электромагнитные поля: в радиусе ста метров обычные измерительные приборы сходят с ума, а на первом этаже здания отказывает вся электроника. Установка обслуживается специальными экранированными приборами.

— Простите, я вас правильно понял? — изумился Самойлов. — Несмотря на… гм… отсутствие доктора Хейфеца, вы продолжаете включать это, если позволите так выразиться, неизвестно что?

— Вы все правильно поняли, дорогой адвокат. Мы продолжаем включать это «неизвестно что». — Башкирцев умолк и забарабанил пальцами по столу, давая понять, что данное направление разговора ему неприятно.