Борис Иванов: Законы исчезновения

— Ты давно уже ищешь брата... — сухо сказал Лорх, чертя что-то концом посоха в мелкой гальке под ногами.

— Да, давно, — согласился Рус, стараясь, чтобы громадный ненастный горизонт не проглотил его душу, не растворил его, Руса, в себе. — Давно. Теперь уже — дольше, чем мы жили с ним вместе... Много дольше...

И с неожиданной для самого себя откровенностью добавил:

— Иногда мне кажется... Что если бы я точно знал, что... что его нет. Что его что-то убило тогда. Или что он сам погиб... Мне кажется, что лучше бы было уж так...

Они оба помолчали.

— Ты устал искать брата, Рус... — почти без интонации в голосе сказал старик.

То был уже не только вопрос... Почти утверждение. Но Рус покачал головой.

— Не знаю — устал или нет, но я все ищу его и ищу... И до конца буду искать своего брата Эла, который исчез. Это теперь — моя жизнь. А по-другому я жить не умею и...

Он замолчал.

— И все-таки душа твоя устала, Рус... — после долгого молчания опять сказал Лорх. — Люди не замечают этого — того, когда они подходят к... к Перелому... К тому времени, когда пора... выбирать.

— Что выбирать?! Что?!! — сорвавшись, закричал — там, во сне, — Рус и от крика своего проснулся.

Снова на опушке редкого черного леса. И снова холодеющее море сыпало ему в лицо соленую водяную пыль. И он снова и снова окликал брата, как будто тот только что, пока Рус, отвернувшись к берегу, думал о чем-то своем, отошел за редкие черные деревья и не вернулся больше. Сейчас, а не двадцать один год назад...

Странно, Рус не мог вспомнить потом, действительно ли это было тогда, вправду ли Эл за несколько минут до того, как они расстались (навсегда? НАВСЕГДА?!), положил ему руку на плечо и сказал: «Ты постарайся тут, Рус, справиться... Без меня. Меня больше не будет, ты понял?..» Или это приснилось ему, Русу, когда он долго и тяжело заболел потом, после того как вернулся один с прогулки, на которую они отправились вдвоем...

Его родители все тогда сделали, чтобы найти Эла: и полиция прочесала этот редкий лесок у моря, допросила всех, как могла допросить по делу об этой странной пропаже, и объявления были посланы по всем информационным сетям. И они снова и снова возобновляли свои запросы в разные инстанции... Но Эл не вернулся.

Рус видел, что мать и отец очень переживают из-за этого. И из-за того, что он сам — Рус — заболел после исчезновения своего брата. Стараются уберечь его. Он тоже старался помочь, подыграть им: делал вид, что не замечает, что в доме нет ни вещей Эла, ни каких-нибудь старых фотографий. Должно быть, мать убрала все это подальше. Родители никогда не говорили при нем про Эла. Даже в той комнате, где жил Эл, была теперь просто библиотека. Библиотека из старинных — на бумаге отпечатанных — книг. И все.

Но в то же время Рус чувствовал, что и родители, и инспектор Вронски из полиции, и, наверное, все, кто так или иначе знал его и Эла, ждут от него, Руса, что он раскроет им свой секрет. Расскажет про то, что же на самом деле случилось с двумя мальчиками в редколесье на берегу.

А когда так неожиданно для него их вдруг не стало — матери и отца, в один год, — странное чувство стало посещать его, став на какое-то время навязчивой болезнью: что он наврал, придумал это — этот лес и этот гаснущий в наступающем сером сумраке окрик: «Эл!... Эй, Эл!!!» Что и самого Эла он придумал во время той странной, тяжелой болезни. Что на самом деле у него никогда и не было брата.

Камни гулко шевельнулись у него под ногами. Чайка выкрикнула что-то свое, зависнув над полосой прибоя, соленый ветер бросил пригоршню водяной пыли ему в лицо.

Чтобы удержаться на ногах, Рус перескочил на соседний камень, с него — на другой. А потом зашагал по мокрой гальке, которую раз за разом окатывал прибой. — к человеку, чго ждал его на валуне немного поодаль.

Это был не старый Лорх. Доктор Кросс терпеливо ждал его, вычерчивая что то своей черного дерева тростью по мокрой гальке.

— Ты промочишь ноги, мальчик, — сказал он, вовсе не собираясь, наверное, уберечь Руса от простуды, а только для того, чтобы начать разговор. — Садись здесь и рассказывай, что у тебя...

Он взял узкую ладонь Руса в свои теплые, надежные руки, и Рус послушно сел вполоборота к нему, на гладкий черный камень.

— Я не мальчик, — сказал он. — Уже давно. И уже давно не хожу к вам на сеансы психотерапии, доктор Кросс. Я выздоровел — уже много лет, как я выздоровел...

Он отвел глаза от тускло блестевшего стального пенсне доктора и стал смотреть под ноги. Волны прибоя захлестывали подножие валуна и кожаные мокасины доктора Кросса. Но тот не боялся промочить ноги.