Игорь Афонский - Папская булла

Следующий эпизод случился в другом селе, на ферме. Там утром рано все бабы собирались, следовало коров доить. А одна женщина так и не пришла, но жила тут, недалече. И сбегала соседка, узнать, что случилось. Возвращается вся в слезах, вой подняла на всю деревню. Сбежались соседи, а изба и стены все красные от крови. Не пожалел ирод ни детей, ни матери! Хоронить пришлось, лица под платком прятали. Опять уполномоченные налетели как вороны, а ничего найти не могут, хоть землю рой.

Приехал туда Ник, с оказией на телеге добрался. Походил по улице с лестницей раскладной, самодельной стремянкой, вроде как радиоточки отремонтировать. И походил по домам, понял, что изба последней жертвы без иконы была. Старикам показал на икону, мол, верьте, люди добрые, с нами святая сила, а сам крест положил, как положено. Ну, люди ему поверили, обошли все избы, все освятили святой водой, а сами о чужом человеке молчок, божий человек. Даже когда потом уполномоченный кулаком стучал по столешнице, когда страшно было от его ругани, о монтере никто слова не вспомнил.

Вроде всё улеглось, стали поговаривать, что это дезертир беспредельничает. И нашли такого. А когда обложили, живым не взяли, стрельнули в спину. А Ник тем временем нашел этого монстра, загнал его в лесную таёжку, обложил по всем правилам военного искусства. Из оружия у него был самострел, сработанный в виде лестницы. И одного выстрела в упор хватило, чтобы чудовище сбить с ног. А от серебряного лома убоя было мало, но удалось разорвать ему плоть. Присмотрелся, а это старуха древняя, еле живая, шипит на него, глазами сверкает. Сил у неё пока нету, плашмя на землю свалилась, пытается уползти. А уже вечер был, темно. Он страдалицу связал и костёр запалил, а сам слушает, что та ему скажет на прощание. Язык у неё был слишком древний, не понимает Ник таких, не учил никогда. Но латынь он понял, пора кончать. И только в костёр потащил, как бросилась эта тварь на него, щёлкнула клыками, впилась, не оторвёшь. Ник её пополам сломал и в костёр скинул. А сам рану перевязать хочет, но нечем. Спалил этот сруб лесной и ушел, к людям подался. Да понял в дороге, что заболел сильно.

Когда очнулся после сильного приступа, смотрит кругом, а он в сумасшедшем доме. Приняли его за свихнувшего, буйного, больного с белой горячкой. От яда вампира его уколами вылечили, отходили.

Так и закончилась эта трагическая история для населения. А Ника успели свои найти, не дали главврачу лекарствами сильными погубить его личность.

Он шёл необутый, совершенно босиком, одетый в рваную хламиду за высоким человеком в шерстяном плаще — накидке с капюшоном. Поводырь держал конец верёвки в своих руках и не отпускал её ни на минуту. Он был молчаливым и имел привычку прятать своё лицо от полуденного зноя.

«Хотя, откуда я могу знать, что зной полуденный? Это совсем не так. Тут всё было не так, как в жизни, и была ли это ёще жизнь? Моя жизнь! Вот в чём вопрос».

Сивцов ещё раз оглянулся вокруг. Пустынный пейзаж, безлюдный и ужасно тоскливый.

«Сколько они шли?»

Сивцов боялся ошибиться.

«Наверное, целую вечность. Уж точно не один день. Казалось, что эта дорога была бесконечной. Даже не дорога, а некая мостовая, сложенная из огромных светлых голышей. Это точно не дорога, это некий тракт, совсем не предназначенный для ходьбы пешком или езды на любом транспорте».

Мысли крошились сухой пылью, забивали мозг, который следовало чем— то занять в пути. Ширина этой дороги порой достигала шести метров, а были места, где не было и трёх. В одном таком месте не хватало нескольких камней. Поводырь беспомощно оглянулся. Это случилось впервые, когда его что-то вывело из себя! Потом он показал рукой в сторону, там и лежали эти самые несколько камней, которых так, казалось, не хватало этому месту. Сивцов устало вытер лицо, выпрямился и пошёл за камнями. Его грудь болела, там что-то хлюпало, кровоточило, но, удивительно, совсем не мешало ему.

Он прошёл на расстояние вытянутой верёвки от поводыря, поднял камень и поволок его обратно. Третий камень был уже в крови. Сил у Сивцова не было. Он уже знал, что вырваться от поводыря почти невозможно. По крайней мере, сам ведущий веревку никогда не отпускал, а если бы Сивцов захотел бы скинуть петлю со своей шеи, то попытка сразу же закончилась бы неудачей.

Последние мгновения его жизни возвращались к нему и пугали своей яркостью, болью, безнадежностью. Казалось, что это шло постоянным потоком. Обрывки воспоминаний. Автомобиль босса, в котором Сивцов по воле рока оказался, был расстрелян из автоматического оружия. Два тупых удара в грудь. Люди в чёрных масках сменились людьми в белых масках. Он очнулся на миг в палате, а потом опять провалился, утонул в небытие. И это самое небытие было самым реальным для него кошмаром. Он шёл за поводырём уже не один день и не мог ничего с этим поделать. Странно, поводырь держал его, но делал это как-то нехотя, он даже не старался и казалось, что он вот-вот выпустит эту нетолстую верёвку из своих рук и Сивцов наконец-то будет свободен.