Джонатан Страуд: Кричащая лестница

— Да, но у Джорджа гадкие, ужасно однообразные представления. О! Это напомнило мне, что мы должны найти телефон и позвонить ему. Я оставил сообщение на столе, но он все равно будет волноваться за нас, как всегда. Давай-ка заканчивать с первым этажом.

Он не заметил никаких мертвых огней в этой комнате, я не смогла ничего услышать, что означало — на первом этаже все сделано и намекало на уже известный нам факт. То, что мы ищем, — наверху.

Более чем уверенная в этом, я ступила на нижнюю ступеньку, и постукивание раздалось снова. Поначалу оно было негромким — таким, каким я слышала его раньше, тихий звук, как в бочке, «тук-тук-тук», словно кто-то стучит ногтем по штукатурке или ноготь вкручивают в дерево. Но с каждой ступенькой эхо усиливалось, настойчиво стуча в моем внутреннем ухе, о чем я упомянула Локвуду. Он ступал, словно тень, у меня за спиной.

— Холодает, — заметил он.

Это было действительно так. С каждой ступенькой температура падала, с минус 13 градусов, к минус 14, минус 15 на середине пути, являющейся еще и серединой полета мистера Хоупа. Я застегнула непослушными пальцами кофту, сама же глядела вверх, в непроницаемый мрак. Лестничный проем — очень узкий, и выше меня здесь совсем не было света. Верхние комнаты дома полностью погрузились во тьму. Мною овладело сильнейшее желание включить фонарик, но здравый смысл воспротивился, ведь это меня только ослепит. Держа руку на рукояти рапиры, я продолжала медленно подниматься. Звук постукивания все увеличивался, холодный воздух щипал кожу.

Я поднималась. Стук громче и громче. Сейчас он напоминал неистовое царапание, словно кто-то наносил резьбу на дерево. Температура уверенно падала. Минус 15 градусов, что светились на экране, превратились в минус 16 и, наконец, в минус 17.

Чернота бесформенно растекалась вокруг. Слева белые перила изгибались на высоте моей головы, напоминая ряд огромных зубов. Я подошла к последней ступеньке, шагнула и встала на пол.

Стук пропал.

Я проверила светящийся экран: минус 15, минус 7, плюс 10 — совсем как на кухне. От моего дыхания в воздухе шел легкий пар.

Мы были очень близко.

Локвуд прошел мимо меня и на секунду включил фонарик, чтобы оглядеться. Обклеенные обоями стены, закрытые двери, мертвая тишина. Кусок вышивки в тяжелой раме, детские письма, « дом, милый дом» . Много лет назад дома и впрямь были милыми и безопасными, и никаких железных вещей над детскими кроватями. Все это было до того, как пришла Проблема.

Коридор имел форму буквы «L», включая в себя маленькую квадратную площадку, на которой мы стояли и длинное ответвление, уходившее вдаль от нас, параллельно лестнице. На втором этаже был деревянный паркетный пол. Пять дверей располагались так: одна справа, рядом с нами, одна прямо впереди и три через значительные промежутки между собой вдоль коридора. Все двери были закрыты. Мы с Локвудом стояли тихо, используя только наши глаза и слух.

— Ничего, — сказала я, наконец. — Как только мы поднялись, стук прекратился.

Локвуд ответил не сразу.

— Мертвых огней нет, — промолвил он.

По усталости в его голосе я поняла, что он тоже чувствует недомогание — весьма странную медлительность, из-за которой мышцы наливаются свинцом. Такое случается, когда Гость поблизости.

— Ну что ж, дамы вперед, Люси. Выбирай дверь, — слабо вздохнул Локвуд.

— Не буду. Я выбирала дверь в тот случай с детским приютом, ты знаешь, что произошло в результате.

— Насколько я помню, все вышло отлично, разве нет?

— Только потому, что я увернулась. Ну, ладно, давай начнем с этой. Но ты идешь первым.

Я выбрала ближайшую дверь справа. Оказалось она ведет в недавно отремонтированную ванную комнату. Современная плитка мерцала и жадно ловила свет фонарика. Здесь была большая белая ванна, унитаз и раковина. В воздухе даже остался шлейф аромата жасминового мыла. Никто из нас не нашел ничего примечательного тут. Температура была такой же, как и в коридоре.

Локвуд открыл следующую дверь. За ней скрывался просторный кабинет, в нем царил такой кавардак, какого, пожалуй, не отыскать во всем Лондоне. Свет фонарика выхватил массивный деревянный стол перед зашторенным окном, его сложно было разглядеть под кучами бумаг, рядом стояло старое кожаное кресло. Локвуд посветил вокруг — да, здесь черт голову сломит! По всей комнате громоздились высокие стопки различного хлама и бумажек в величайшем беспорядке. Ряд темных полок, занимавший три четверти дальней стены, хранил хаотичные груды книг. Остальное пространство занимали всевозможные шкафы. Здесь чувствовался слабый запах, присущий мужчинам. Я различила лосьон после бритья, виски и табачный дым.