Андрей Самусев - Грани игры. Игра как жизнь

Вот ведь странно. Только что Тём воспринимал всё в таком приподнятом, полушутливом тоне, а теперь, после слов Мизуки, как будто переключатель какой-то внутри сработал.

Как тогда, при получении задания от Каирина, Тём почувствовал серьезность момента. Он просто знал, что сейчас от его ответа действительно будут зависеть жизни многих харжитов. Не цифр, не неписей, а именно сущностей не людской расы.

И Тём, внутренне подобравшись и больше не задумываясь о предупреждении Энжи, твердо и громко произнес: «Мой ответ «да». Я согласен помочь тебе выполнив твоё поручение».

Наваждение тут же ушло. Перед Тёмом опять была хозяйка торговой лавки, а сам он осознал, что находится в игре. Вот этот случившийся во время получения задания контакт с Мизуки Тём ощутил, как часть сна: я знаю, что сплю и понимаю, что мне снится сон. Но выйти из сна я не могу. Возникнув на мгновение, это ощущение так же быстро и пропало. Но ернически-шутливое отношение к происходящему уже не вернулось.

Мизуки, между тем, вышла из-за прилавка поставила два маленьких стульчика, для себя и для норда и удобно расположившись напротив собеседника, начала свой рассказ.

– Я родилась в царской семье. Это случилось очень далеко от Северного моря в Камерии. Остальной мир знает мою родину как Харжистан, царство харжитов, или, как нас ещё называют, людей-кошек. Я с детства видела из окна своей башни лишь бесконечные желтые волны. Но то было не море, а пустыня, с каждым годом поглощающая несколько метров нашего царства. Единственное, что ещё сдерживает пустыню, это идущие дважды в год над царством обильные дожди и Великая река. Река – колыбель и кормилица Камерии.

Царский дворец, в одной из башен которого я и провела свое детство под присмотром прислуги, тоже был расположен на её берегу.

Отца я почти никогда не видела, да и маму видела не чаще отца. Он был всегда занят государственными делами, а мама всегда была при нем, полностью передав заботу обо мне сначала нянькам, а потом старому, ещё отцовскому учителю Бусситу.

Нельзя сказать, что я сильно расстраивалась по этому поводу. Свобода, горячий ветер пустыни и прозрачная прохлада реки – это всё, что мне тогда было нужно от жизни.

А дальше, когда мне исполнилось пятнадцать лет, произошла обычная, как я теперь понимаю, история.

Папин брат решил, что его сын, с которым мы вместе гоняли пустынных змей, учили первые иероглифы и творили первые шалости, более достоин трона, чем я.

И возглавил заговор против моего отца. Моя юность кончилась в тот день, когда на рассвете запыхавшийся Буссит выбил дверь моей спальни и схватив сонную в охапку, поволок меня куда-то из дворца, спасая мою жизнь.

По дороге к ожидающей нас лодке, он успел рассказать, что мамы и отца больше нет. А за мной уже посланы убийцы, которых он успел опередить совсем на чуть-чуть, и поэтому нам надо бежать что есть сил. У лодки запыхавшуюся меня Буссит передал из рук в руки Кинки, своему племяннику, с которым я уже была знакома раньше. Учитель сказал, что он остается, чтобы прикрыть мой побег. Но прежде чем оттолкнуть лодку от берега, сунул мне в руки небольшой сверток, сказав, что это наследство моей мамы.

Через два дня мы с Кинки вышли в Южное море, где ещё через день нас подобрал большой корабль купцов из Западной Марки.

В свертке, переданном мне учителем, были фамильные драгоценности. Продав несколько самых простых из них подобравшим нас купцам, я и Кинки получили деньги на дальнейшее путешествие. За два следующих месяца мы пересекли ещё два моря, пока, наконец, не добрались до поселений Морских королей. Здесь я впервые, за время, прошедшее с гибели моих родителей, почувствовала себя в относительной безопасности.

Всю дорогу на Север я была очень напугана и всё время думала, как бы понадежней укрыться от идущих по моему следу убийц. Я точно знала, что дядя их не отзовёт. Ведь пока я жива, дядя не сможет подчинить себе или своему сыну великий артефакт нашего народа, царскую корону, позволяющую дважды в год призвать в пустыню дожди. И никакой маг или ведьма не сможет с этим ничего поделать.

Я купила лавку в Ольхаре, спрятавшись за маской простой торговки, а Кинки вернулся на родину. Я бы никогда раньше не поверила, что мне, не человеку, легче раствориться не среди своего народа, а среди людей. Правда, раньше и думать об этом надобности не было.

Мизуки грустно вздохнула и продолжила свой рассказ:

– Но здесь, на Севере, каждый ценит другого по делам его, а до остального им и дела нет. Так что, если Морские короли где и рассказывают о странной кошке из Ольхара, то не как о диковинке, а как о владелице лавки, в которой можно не очень дорого купить необходимые вещи или выгодно продать добычу.