Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице

Я смотрел на нежить, заколачивающую сваю по пояс в тине и ряске, а эхо молотов далеко разносилось над водой.

– Тагира, сыграй, – произнёс я, – что-то нехорошо мне.

Закованная в такую же броню, что и я, девушка сняла шлем с ярко-белым воланом из конских волос и кожаные перчатки, а потом достала из-за пазухи флейту и приложила к губам. К стуку молотов, визгу пилы и шуму листвы добавилась быстрая мелодия марша жизни. Пальцы девушки ловко бегали по отверстиям, рождая совсем другие образы, нежели война. Лишь когда издали донеслись протяжные крики разрываемых псами людей, она сбилась и опустила флейту.

– Играй, Тагира.

Но девушка вместо того, чтоб снова приложиться к своему инструменту, встала на свежеошкуренное бревно и начала на нём прыгать и громко кричать.

– Вставай! Уже утро!

– Тагира?

Девушка со всего маха бухнулась на колени и тряхнула меня за плечо.

– А кто такая Тагира? – разгоняя утренний сон, громко спросила племянница.

Я со стоном открыл глаза, увидев перед собой лицо Миры. Она сидела на коленях возле моей подушки и тормошила меня за плечо.

– О, боги, – пролепетал я, облизав губы, – позвольте мне умереть прямо сейчас.

– Не позволю, – весело ответила Мираель, вскакивая на ноги.

Она была одета во всё ту же тёмно-красную тунику с широкими чёрными лентами.

– Ты хоть сандалии сняла, прежде чем на кровать заскакивать? – пробубнил я, понимая, что поспать больше не получится.

– А корабль когда отплывает? – вместо ответа звонко спросила Мира.

– Завтра утром. Сенатор Марут Ханрец у нас в городе останавливался по пути в столицу. Мы с ним до Митаки доплывём. Через месяц обратно. Там корабли чуть ли не каждые три дня ходят.

– Зелень зелёная, – бросила Мира молодёжное словечко, а потом снова спросила. – А кто такая Тагира?

– Один из моих маяков-якорей. Мы с ней всю первую войну прошли.

– Зелень. А что с ней случилось? Погибла?

– Замуж с ней случился. Я ей вольную дал и рекомендательные письма в придачу, – ответил я, потянувшись к небольшому серебряному кувшину с чистой водой.

Чары на нем делали воду всегда холодной.

– Так ты год без маяка?

– У меня было потом два маяка-музыканта, оба парни, но никто из них не продержался. Первый уволился, не выдержав постоянного присутствия мертвецов. Второй попал под обвал штольни. Когда его нашли, то это желе даже в качестве карьерной нежити нельзя было использовать, не то что как маяк.

– Ух ты. Ну, теперь у тебя новый маяк.

– Ты издеваешься? Нормальные маяки по праздным вечерам запросто менестрелями на свадьбах подрабатывают и на праздниках толпу забавляют. А эта двух слов связать не может. Если талантов не найду, отдам Тагитории в помощь на кухню, – укоризненно съязвил я, подойдя к столику с рукомойным тазом, взял кусок мыла и пододвинул поближе зубную кисть и порошок. – Полей на руки.

Мираель вприпрыжку подскочила ко мне и схватила умывальный кувшин.

– А что сегодня будем делать?

– В гильдию сходим, а потом халтурка есть. Обещал в порту на пристань для рыболовных судов нетле́нку нанести.

– Нетле́нку?

– Привыкай. У вас свой говор, у некромантов свой. Нетле́нка – это заклятие нетленности. Оно бывает разное. Для трупов одно, для дерева другое. Даже для разных видов нежити разное. И вообще. Нетле́нка – это одна из трёх ножек табурета некроманта. Так мне мой учитель всегда говорил.

– Ага. Табурет. А петля тогда что? – прищурившись, спросила Мира.

– Да ну тебя. Нетленка, подъём и нить приказов. Вот основа. И переоденься. Пока тебя не внесли в списки, гильдейскую одежду носить нельзя.

– А во что?

– Там в сундуке посмотри, – махнул я зубной кистью в угол.

– Ух ты. Я так и знала, что ты в женское тайком переодеваешься! – воскликнула Мира, направившись в угол комнаты.

– Дура! Это запасное у Танры!

– А она против не будет?

– Для племянницы нет. А вот если другая девушка, то да.

– Побьёт? – прищурившись, спросила Мира, достав из сундука тунику из прозрачного и невесомого синейского шёлка.

– Нет, но месяцок-другой без любовных утех на луну повою. А это положи на место, маленькая ещё.

– Сам же сказал, что любое, – огрызнулась Мира, но всё же достала белоснежную льняную одёжку, бросив прозрачный шёлк обратно. – Отвернись.

Я развернулся и сунул в рот зубную кисть.

– Всё, я готова.

– Хо-ро-шо, – по слогам произнёс я, вылив на ладонь благовоние, а потом растерев по щекам. Сразу запахло терпким и в то же время цветочным. – Идём.