Во время пребывания Василия в плену великим князем был Дмитрий Шемяка. Освобождение Василия и Михаила не обрадовало его, тем более что оно произошло при подписании Василием кабального договора 8 8 Кроме большой суммы денег (по новгородским сведениям «окуп» составлял 200 000 рублей, по псковским сведениям 25 000 руб., да и то только обещанных, и привел с собой 500 татар, по тверским сведениям с ним приехали «Татарове дани имати великиа, с собе окуп давати Татаром», московские летописцы обозначили обещанный Василием ΙΙ окуп как «сколько сможет» – непонятно, много это или мало), ряд городов были отданы на кормление. Также было создано в пределах России, в Мещере Касимовское ханство, первым ханом которого стал сын Улу-Мухаммеда – царевич Касим.
.
С этого времени тверской князь Дмитрий Шемяка не поддерживал Василия II, а боролся с ним, и пытался организовать отпор татарам, приведенным Василием на Московскую Русь.
Таким образом, Шемяка успел два раза поменять свое отношение к Василию Темному, превратившись из его противника в союзника и обратно, подчиняясь политической необходимости. Ведь мудрая змея сбрасывает кожу не один раз.
Мягкое покачивание автобуса располагало к неторопливым и приятным мыслям, но воспоминания, назойливо лезшие в голову Фаста, и отвлекавшие его от изучения труда аналитиков английской разведки, консультантов по Зазеркалью, совсем не были такими. Особенно острую душевную боль он испытывал, когда перед его мысленным взором возникало прекрасное лицо Мэй Ю.
То он вспоминал ее лицо трагически застывшим, но и в смертельной опасности не искаженным страхом, освещенным багровым пламенем – в горящем вертолете, откуда он спас ее, рискуя и жизнью, и благополучным выполнением задания (причем в тот момент он затруднился бы определить, чем ему труднее рискнуть – позже при таком выборе никакого затруднения не возникало, что вызывало законное недовольство начальства), и заслужил ее уважение и восхищение, вскоре превратившееся, как ему показалось, в любовь…
То он видел ее лицо изысканно-прекрасным, с застывшим на нем сложным выражением, предписанным церемонией приема у императора – на съемках исторического фильма, съемочная группа которого служила прикрытием шайке контрабандистов, о чем Мэй Ю знала, но вот о том, что контрабандисты прикрывали кое-кого, интересующего по долгу службы агента 008 Джона Фаста, она не подозревала…
Но чаще всего перед его мысленным взором являлось ее "ночное" лицо, с расширенными зрачками полуприкрытых веками глаз и полуоткрытыми губами… а еще – униженное, злое, но все равно прекрасное, в тот последний раз, когда он ее видел…
Да, никогда еще Фаст не отправлялся на задание с таким плохим настроением. Это не обещало ничего хорошего тем, с кем ему придется столкнуться. Особенно – женщинам. Но и мужчинам тоже должно было достаться… Озлобленность Фаста только увеличивалась от того, что в глубине души он понимал ее необоснованность и несправедливость.
Такая уж у него судьба. Он не имеет права брать на себя ответственность за жену и детей, которые могли очень скоро сделаться вдовой и сиротами. Да что там! Само ожидание его невозвращения, более долгое, чем счастливые передышки между отсутствиями, может за короткое время превратить цветущую юную спутницу жизни в бледную истеричку с трясущимися руками – он-то видел жен других агентов, оказавшихся не столь честными и порядочными, как он – так он считал. Иногда, в минуты острого недовольства собой, Фаст начинал думать, что на самом деле причиной его нежелания обзаводиться семьей было подсознательное стремление обеспечить себе свободу действий во время задания, действий, которые могли бы оказаться не вполне джентльменскими, если бы его кто-то ждал дома. Иногда так и получалось: его кто-то ждал дома, и это его стесняло.
Но уж, конечно, Мэй Ю давно покинула его дом, по крайней мере, он на это надеялся – после того, что произошло!
А ведь ничто не предвещало несчастья. Когда шеф вызвал Фаста – что почти наверняка означало новое задание, потому что по предыдущему, из которого привез Мэй Ю, Фаст отчитался полностью – Мэй Ю жила у него уже две недели и, казалось, от образовавшейся идиллии недалеко до счастливого брака. Как же он мог до такой степени ничего не видеть! Он, считающий себя прекрасным психологом! Счастливого брака! Хорошо, что до этого не дошло!.. Но – нет, он не мог заставить себя думать, что все к лучшему, пока еще не мог. Тот несчастный день снова и снова всплывал в его памяти.
Читать дальше