Марк Ньютон - Разбитые острова

– Ты выставила посты вокруг холмов?

– Да. Две тысячи.

Бринд выдохнул с облегчением. Значит, за холмы можно не беспокоиться: с таким количеством защитников, да еще при столь сложном ландшафте они будут неприступны. А значит, единственный путь, который остается захватчикам, – это узкая тропа, идущая по дну долины; зато, если они прорвутся здесь, перед ними откроется широкая дорога во все остальные города Фолка.

– Надо послать разведчика вперед, чтобы заранее узнать об их приближении.

Войска ждали до полудня, но разведчик все не возвращался. Солнце уже стало заходить за один из холмов, оставив тысячи солдат в холодной тени. Копья были вынесены вперед и составлены в штабели перед строем.

– Чего он так долго? – спросила сержант Тиенди.

– Он вернется, когда что-нибудь обнаружит, – ответил ей Бринд.

Оба еще немного посмотрели вдаль. Однако видно было недалеко: дорога скрывалась за поворотом. Бринд слышал вдали какой-то шум, но видеть по-прежнему ничего не видел…

Хотя погоди-ка… А это что такое?

Над холмами замаячили башни осадных машин.

– Да здесь они уже, – сказал Бруг. – Мы их слышим.

– Коня мне! – приказал Бринд.

Из драгунского полка привели гнедую кобылу, и минуту спустя он уже держал в руках ее поводья. Взлетев в седло, Бринд дал ей шенкелей и галопом поскакал по дороге, навстречу ледяному ветру.

Через несколько сотен ярдов он натянул поводья. Земля уже дрожала под копытами его лошади, издали доносился низкий рев рогов; одного лишь топота тысяч и тысяч ног было достаточно, чтобы все понять – вражеская пехота вступала в долину. Над ее стройными рядами возвышались чудовищные существа, тянувшие за собой высоченные осадные машины.

Бринд приподнял свой шлем:

– Бор ты мой… – Вдали виднелись создания со многими головами, подобных которым он и вообразить не мог, а прямо перед ним колыхалось целое море пехоты.

Вдруг что-то просвистело над ним и упало на землю несколькими шагами дальше. Он снова послал свою лошадь в галоп, подскакал к упавшему предмету и только тогда увидел, что это была отрезанная голова посланного им разведчика.

Бринд тут же помчался назад, к своим, а по его следам валом катился грохот чужой армии, тысячекратно отраженный каменистыми склонами холмов в долине. Друзья Артемизии растянулись по обе стороны дороги почти у самого входа в долину; сверкали их взятые на изготовку щиты.

Бринд ехал перед строем своих людей и громко, во всю силу своих легких, так, чтобы все слышали, выкрикивал:

– Они идут! Их не меньше тридцати тысяч против наших нескольких тысяч; то есть по крайней мере втрое больше, чем нас, но здесь, в этой узкой долине, им нас не одолеть.

Тут ночные гвардейцы, словно желая подчеркнуть его последние слова, начали колотить в свои щиты мечами, а за ними и остальные.

– Если враг прорвется, это станет началом конца всей цивилизации на Бореальском архипелаге. Они перережут ваших детей, сожгут ваши дома. Нам не видать будущего. Лучше мы с честью отдадим свои жизни здесь и сейчас, друзья, чем увидим то, что будет, если мы позволим им прорваться.

Мечи продолжали лязгать о щиты, и Бринд сделал нехарактерную для себя вещь: заехал глубже в ряды своего войска и повторил речь; наконец он вернулся на передний край обороны.

Там он спешился и отослал лошадь назад.

Теперь он стоял рядом с ночными гвардейцами, Артемизией и ее товарищами.

Они ждали, а земля тряслась, и рога ревели. Бринд поднял в воздух меч, и тут же тысячи людей за ним и вокруг него смолкли, как один. Он ждал.

Враги продолжали втекать в долину, маршируя слитной, яростной массой… вот их уже разделяют всего несколько сотен ярдов… вот они кинулись в атаку.

Бринд опустил меч.

В следующий миг небо над головами обеих армий потемнело от тучи стрел. Бринд повторил движение, и новая лавина стрел хлынула на нападающих, на этот раз по другой, более низкой траектории, чтобы поразить передние ряды. Бринд описал мечом круг у себя над головой, и лучники продолжали стрелять по надвигающемуся противнику в свободном порядке.

– Сомкнуть ряды! – приказал он.

Передние выставили вперед щиты, следующие за ними просунули в отверстия между ними копья: получилась стена, ощетинившаяся копейными жалами, фронтир цивилизованного мира. Сотня Артемизии отошла на несколько шагов в сторону и тоже образовала стену.

Тем временем во вражеском потопе стали различимы отдельные лица: в пехотинцах можно было признать своего рода гоминидов, только вместо панцирей, как у окунов, у них были покрытые волдырями шкуры; по краям шагали твари много хуже их, кое-где между ними виднелись окуны.