Вячеслав Лешков - Точка столкновения

– Хорошо, ладно, – абсолютно спокойно, в каком-то безразличии пассивности по отношению к своей судьбе буркнул он, не нарушая внешней мрачности.

– Большое вам спасибо, – с приятным впечатлением на него глядя, поблагодарила она за бесконфликтность. – При любом раскладе вам будет назначен испытательный срок, пожалуйста, не забывайте – в плане эмоций вы хаотичны и полностью подобны человеку. Наши соответствующие службы будут вынуждены пристально следить за вами, пожалуйста, имейте это в виду, – предупредила она с долей сожаления. Роин дождавшись, впервые вырисовал неровными буквами свое имя в указанных ею строках нескольких документов, и нажатием кнопки звонка под столешницей своей рабочей зоны она вызвала солдата дежурящего за дверьми. Двухметровый громила в золотистой стальной броне, войдя, кивком головы показал Роину на выход.

Снова оказавшись в своей камере, в которую был переоборудован мало задействованный кабинет штабного корпуса одного из множества полков армидейской пехоты; для вида попробовав очередные вкусности, принесенные на ужин, мрачно застыл он, глядя в открытое окно, думая над своей жизнью. За окном с высоты третьего этажа пресекая просторный плац, взгляд упирался в фасад пятиэтажной казармы, подобно вмещающему его камеру зданию штаба уже покинутой днем наполнявшими ее жизнью военнослужащими. В свете уже загоревшихся фонарей еще слабо ощутимом в лучах заходящего солнца территория военных гарнизонов замерла в обманчивой полной пустоте и вполне реальной полной тишине.

Царящее на улице тепло вступившей в свой последний месяц весны, тепло уже дышащее летом, жизнью, против воли согревало ненавистную ему сейчас часть противоречивой сущности, прорезая спазмами волнения позабытое сердце. Что-то неосознанное жизнь во внутренних недрах олицетворяющее, сохранившееся вопреки всему, получив спасительную соломинку надежды в свете сегодняшнего разговора с Тамарой, безвозвратно пробудилось. Одновременно идя на конфликт с самим собой, разумно себя он видел полным идиотом, поддавшимся уловкам миловидной артэонки в лице доктора. «Нужно было настоять на своем, нужно было добиться освобождения или смерти. Пусть убивают, если не хотят отпускать» – внутренне сокрушался он. Эмоции и чувства его внутри были будто свалены в бессмысленную омертвленную груду, на фоне которой все окружающее инертно воспринималось в серых темных тонах. В таких условиях царящий в эмоциональных недрах всепоглощающий мрак вполне устраивал, ведь осознанно в продолжении жизни смысла он не видел. И пока был соответствующий настрой, хотелось только быстрее сгинуть. Но что-то рвущееся изнутри, становящееся сильнее с каждым вдохом благоухания пылающей весны неизбежно разрушало внутренние черные оковы. Понимая, что ставшее спасительным так полюбившееся внутреннее забвение безнадежно подорвано, себя проклиная и называя дураком, компромиссом он решил просто попробовать. Отправиться по течению дальше раз оно снова куда-то потекло.

Следующим днем спустя час после утренней прогулки проходящей под наблюдением пары армидейских здоровяков в уютном цветнике за зданием штабного корпуса его приютившего, в дверь «камеры» где он обитал, непривычно постучались. Вслед за стуком щелкнув замком двери с внешней стороны, Тамара, войдя с улыбкой поздоровавшаяся, поинтересовалась о настроении, самочувствии. С ее слов ей удалось убедить военных коллег отвечающих за внутреннюю безопасность и Роину разрешили пройти безо всяких ограничений, но в случае малейшего нарушения так называемой «внутренней идиллии» его безоговорочно ждало изгнание, не говоря уже об ответственности за серьезное правонарушение. Роин в присутствии доктора внутренне снова сжавшийся, голову и глаза опустивший, отблагодарил ее за заботу, все понимая, и естественно не имея никаких возражений против предложенных условий. Тогда Тамара, сдержанно улыбнувшись без оскала, на полную открыла входную дверь комнаты, со словами: «Давай заходи».

Тяжелой внезапностью ударив по сердцу побитого жизнью гостя по ту сторону дверного проема ожидала красавица-артэонка явственной свежестью кожи девственной гладкостью черт лица точно говорящая о своей молодости, с первого взгляда шокирующая мрачностью внешнего вида. Точеную фигуру облегает платье-рубашка из черного шифона на безукоризненной талии поджатое декоративным кожаным ремешком. Оставляя рубашечный ворот лежать на плечах верхние несколько гагатовых пуговичек расстегнуты, образуя своего рода декольте. Внизу линия пуговиц обрывается у основания бедер, оставляя свободную ровную полупрозрачную юбку до щиколоток, под которой видны стройные ноги, несмотря на жару облаченные в плотные чулки. В качестве обуви гражданская вариация тяжелых армейских ботинок на плотной шнуровке, дополненная каблуками. Просторные рукава ее платья чуть ниже локтя сжимаются в декоративные подвернутые манжеты, кисти облачены в тканевые легкие перчатки, опять же странно смотрящиеся на фоне уже летнего тепла. Под черным покровом облачения скрыта перенятая от матери белоснежная, какая-то чуждая жизни под светом солнца кожа. Цвета ночного мрака волосы сжаты в каре вогнутыми у кончиков локонами чуть спускающееся ниже подбородка. Карминовые, с непривычки травмирующие мужское сердце глаза, в насыщенном под стать образу черном ореоле накрашенных ресниц, контрастирующем на фоне белизны лица, в осознании нелепости всей этой ситуации дополняя неловкую улыбку опущены в пол. Темным силуэтом, не поднимая глаз в вежливой скованности, она немедля переступила через порог, дав гостю себя рассмотреть.