Чингис Цыренов - Звериные души

– День добрый. Меня зовут Ал’Тан, я прибыл в ваш гостеприимный город Джаако по особому приглашению, – выпалил он на одном выдохе и вовремя остановился, поняв, что сказал лишнего.

“Ну что ты такое несёшь? Зачем ты это вообще сказал?” – пронеслось в голове.

– А кто вы, господа? – добавил к сказанному Ал’Тан, как будто и того было недостаточно.

Возникла длинная пауза.

Он робко взглянул на сутулого. Только сейчас удалось рассмотреть покрасневшие глаза, еле заметные в глубине капюшона. Взгляды пересеклись.

“Теперь не вздумай отвести взгляд в сторону. Нужно показать этим отбросам, что ты не боишься их.”

– Надо же! Посмотрите кто к нам пожаловал! Должно быть, это какой-то важный господин. Может, мэр или… вождь.

Из-за спины сутулого раздался громкий смех. Если это вообще можно было назвать смехом. Гуси и те издают более разумные звуки. По идиотскому гоготу, было понятно, что смеющийся не обладал высоким уровнем интеллекта.

– Прошу прощения, но, к вашему сведению, вожди бывают у диких племён, а не у цивилизованных донгу… как мы с вами… вам ли этого не знать… господа.

– А ты смелый, как я погляжу. Гуляешь тут по моему кварталу, вырядился, как петух. Да ещё и дерзишь…

– Дерзить вам не было у меня ни малейшей мысли.

Ал’Тан перенёс вес с одной лапы на другую, словно готовился к внезапной атаке.

– Позволь, я проучу его! Размажу его, как таракана, – выкрикнул низкорослый кот-боец, стоявший позади.

Кот взял палицу в обе лапы, угрожающе поднял её и стал быстро приближаться к Ал’Тану, который уже было поджал голову к туловищу и приподнял лапы в попытке защититься. Вдруг сутулый вытянул вбок согнутую в локте лапу, и кот-боец резко остановился.

– Погоди! Наш друг не такой уж непонятливый, как кажется, – промолвил сутулый, обращаясь через плечо к своим парням. – Ты же должен понимать, что нельзя просто так бродить, где тебе вздумается. За свои ошибки нужно платить.

Сутулый демонстративно осмотрел Ал’Тана с головы до лап.

– Я не понимаю… Что вам от меня нужно? Нет ничего у меня.

– А вот и ошибаешься. Как ничего нет? Так красиво одет… и говоришь, что ничего нет. Твой изысканный костюм нам не нужен, не бойся. Голышом не останешься. А вот ботиночки как раз кстати. У одного нашего друга как раз поизносились, ходит и пятками сверкает, – голос Сиплого был на удивление спокоен. Было ясно, что он не шутит.

– Ч… что? А как я пойду без обуви. У вас тут повсюду… грязища, – Ал’Тану стало плохо от одной только мысли, что он будет шагать голыми лапами по грязи.

Сутулый молчал и смотрел ему пристально прямо в глаза. Тот не выдержал давления и отвёл взгляд, посмотрел на свои лапы, на ботинки.

– Я… Я даже не знаю…, – угрюмо промямлил Ал’Тан.

– Снимай ботинки! Сейчас же! – раздался неистовый, яростный вопль. Пёс-великан с серьгами в ушах шёл прямо на него, сомкнув на груди огромные кулачищи с кастетами.

– Ты, видно, не понял, – прервал молчание сутулый. – Нет у тебя выбора… А если и есть, то лишь выбор между потерей здоровья и потерей обуви… Выбирай.

Не верилось, что это происходит наяву. Быть может, он ещё не проснулся? Может, он спит в своей каморке и ему снится кошмарный сон? Он помотал мордой из стороны в сторону, будто пытаясь проснуться. К сожалению, это была реальность.

Ал’Тан поднял взгляд наверх, на небо. Плотные, с необыкновенно четкими очертаниями, как будто кем-то вырезанные, облака медленно, равнодушно проплывали мимо. На крышах тут и там сидели, весело переговариваясь на своём птичьем языке, голуби и воробьи. Ничего не изменится, если его не станет. Мир ничего не заметит и будет жить себе дальше.

“Что же делать? Что делать? Как поступить? – Ал’Тан попытался трезво оценить обстановку. – Я могу отказаться… и потерять здоровье. Проще говоря, меня побьют, сделают калекой навсегда, если не хуже. Я могу попытаться бежать, что, скорее всего, худший вариант – наверняка эти ребята меня тут же настигнут и я потеряю здоровье… или жизнь. Или отдать им ботинки, чёрт с ними… В данной ситуации это звучит разумнее.”

Ал’Тан был очень гордым, к тому же он не хотел показывать свой страх, но показал. И он так этого стыдился. Стыдился того, что напуган. Стыдился того, что его обидчики это знают.

Вспомнилось наставление отца: “Трус не тот, кто боится, но трус точно тот, кто боится признаться себе, что боится.” Ненавидя себя, Ал’Тан наклонился и принялся расстёгивать ремешок ботинка. Ему было так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.