Эльмира Шабурова - Герцогиня тьмы

Первую группу увели сразу же, за второй через пятьдесят минут вышел медик, и следующие уходили через равный отрезок времени.

– Прям конвейер какой-то, – еле слышно прошептала Гарана. Вздохнув, она отвернулась и, слегка задев меня локтем, прошептала: – Этот офицер не сводит с тебя глаз. Вы что, знакомы?

– Нет, и знакомиться с ним не советую. В нем столько ненависти, что мне жаль любого, кто попадет к нему под горячую руку!

– Молчать! – взревел один из сержантов, и я уже приготовилась получить пару ударов за свою болтливость, но после отбора отношение к нам изменилось, и сержантам оставалось только орать по любому поводу…

Войдя в здание, я едва устояла на ногах. Страх хлестнул меня по спине больнее сержантов. Увиденное мною в огромном помещении, разделенном на три зала, отняло последние силы, и лишь гордость заставила меня высоко держать голову и не поддаваться панике.

В первом зале нас осмотрели медики. Они ставили красные метки на наших телах, указывая обнаруженные патологии или болезни, и вскоре кожа новобранцев стала почти полностью красной от меток. Это очень веселило сержантов и раздражало медиков, и лишь четверо прошли медосмотр без единой метки. Я и трое парней огромных размеров остались стоять в сторонке и наблюдать за тем, как остальных завели во второй зал, имевший прозрачные стены, которые начали темнеть, как только за новобранцами закрылась дверь.

– Вам повезло, что вы не пройдете через процесс оздоровления! – шёпотом проговорил один из сержантов, проводя ладонью по моей обнаженной спине. – Через это проходят не все. Кто-то сходит с ума, а кто-то уже никогда не откроет глаза.

Я еле сдерживала желание ударить нахала. Мне приходилось молча сносить его вольности, но тот становился все наглей и наглей. Меня спас сигнал о начале обработки, отвлекший сержанта от меня.

В зале «оздоровления» на людей хлынул ярчайший свет, затем мы услышали звук, показавшийся мне воплем самой смерти, и люди в зале на секунду стали похожи на негативы. Процесс не занял и пяти минут. Один из медиков дал мне пузырек с нашатырем и приказал привести в чувство прошедших обработку. Но трое из них не очнулись, из носа и глаз у них текла кровь, а на лицах застыла странная гримаса, как будто они увидели нечто, удивившее их до смерти.

В третьем зале я почувствовала себя подопытным кроликом какого-то сумасшедшего ученого. Вдоль стены стояла машина с встроенными в нее нишами в форме человеческих тел. Именно туда нам было приказано встать, и едва мы заняли свои места, как прозрачные двери захлопнулись и я почувствовала, что у меня начинается приступ клаустрофобии. Но зазвучавшая в голове музыка подействовала успокаивающе, и я стала наблюдать за медиками, эмоционально полностью отключенная.

Медперсонал пытался объяснить командору пяти звезд опасность проведения обработки во время грозы, но его ничего не волновало, он только торопил их поскорее все закончить. Грозовые тучи затянули уже все небо, но медики были вынуждены продолжать процесс обработки. Музыка в моей голове звучала все громче и громче – нежная, уговаривающая закрыть глаза, успокоиться и довериться тем, кто позаботится обо мне…

Машина не успела закончить свое дело. Молния угодила в энергатор и, смешавшись с его энергией, попала в машину обработки. От острой, жгучей боли я выгнулась дугой и открыла глаза; мощные потоки энергии метались по нише и впивались в мое тело, вплетались в мою жизненную энергию, уничтожая всякие барьеры между мной и моими магическими способностями. Боль усиливалась, и казалось, мозг вот-вот взорвется от перенапряжения. Из моей груди вырвался крик, в который вплелась моя сила, и дверь, не дававшая мне сбежать от боли, разлетелась на тысячи мельчайших осколков.

Выпав из ниши, я немного отползла от машины, но энергия молнии гигантской коброй ползла за мной, распустив свой капюшон. Она молниеносно настигла меня, и боль нахлынула с новой силой. Я чувствовала, что еще немного, и энергия так переполнит меня, что я умру, но кто-то накрыл меня прорезиненным брезентом и оттащил от вспыхнувшей машины. Взрыв прекратил поток энергии, и все равно чей-то крик продолжал резать мой слух. Мужчина медленно поднял брезент и пощупал пульс.

«Живучая, как собака!» – прошептал он. А я лежала, не шевелясь, и мне ничего не хотелось, кроме как перестать существовать.

К нам подбежал один из сержантов, весь в саже и с сильным ожогом левой руки: он явно пытался отключить машину на главном рубильнике, и это геройство дорого ему стоило. Он хотел что-то сказать, но закашлялся и долго не мог с собой совладать.