Конн Иггульден - Дариен

Шаркая, Теллиус плелся вдоль колонны грязных, источающих зловоние мальчишек. В руках он держал войлочный мешок с затягивающимся шнурком, останавливался возле каждого мальчика и глядел, что тот принес. Когда в мешок падали монетки, или брошь, или серебряная заколка, в голове у старика словно щелкали костяшки счет. Ни разу его не заставали ни со счетной книгой, ни даже с клочком бумаги. Но иногда он протягивал свою длинную руку и хватал за ворот парнишку, который проедал больше, чем приносил. Пальцы другой руки Теллиус прижимал к своему виску, и, пока мальчишка пытался вывернуться, старик припоминал список всех вещей, принесенных им в «мастерскую», как будто все добро до сих пор лежало на столе. Порой он даже изображал, что берет в руку воображаемую вещицу, дабы рассмотреть ее поближе. А затем он выкидывал мальчика на улицу на денек-другой, чтобы тот поголодал как следует, даже не отлупив ремнем, хотя физического наказания и следовало ожидать. Уличная жизнь тяжела для тех, у кого нет ни единой родной души. Некоторые возвращались назад, худые и дрожащие, но хорошо усвоившие урок.

А других находили в реке.

Идя вдоль ровного ряда мальчишек, Теллиус сморщил нос, отчего в беззубом рту показался язык, он был слишком большим для такого рта, и потому речь старика звучала невнятно. Ему приходилось подтягивать язык к щеке, чтобы говорить понятней, и лицо его при этом презрительно кривилось, один глаз приподнимался и сверкал, в то время как другой скрывался в складках кожи под нависшей бровью.

Он поглядел на последнего мальчика, который, по крайней мере, был не настолько глуп, чтобы притворяться, будто бросил что-то в черную утробу мешка. Каждый хоть раз да пытался проделать такое после неудачной ночи. Иногда кто-нибудь просил товарища отвлечь старика в ту секунду, когда разжимались пальцы Теллиуса, а иногда парнишки даже бросали в мешок камешек, лишь бы хоть что-то звякнуло. Но Теллиус всегда хватал лгунишку за костлявое запястье с такой силой, что мальчишка вскрикивал от боли.

«Даю тебе последний шанс, сынок, – говорил он. – Постарайся как следует – или иди прочь».

Мальчика, который не пошевелился, звали Донни, один из самых непутевых его воспитанников, тот, кого Теллиус уже давно должен был выгнать на улицу. Случись это в те дни, когда он только приехал в Дариен, он бы так и сделал. Этот процесс шел размеренно, как смена времен года, как течение времени. Но даже теперь Теллиус не осознавал, что очень редко действительно выгонял кого-то. Если бы кто-нибудь сказал ему, что он уже несколько лет ни от кого не избавлялся, он бы удивился.

Он не думал, что Донни что-то утаил: мальчик слишком уж отчаянно хотел остаться – одной только Богине известно, через что ему пришлось пройти, чтобы эта грязная семья стала ему домом. Но мир жесток, и в нем есть лишь одна непреложная истина: делать еду из воздуха Теллиус не умеет.

– У тебя для меня ничего нет, Донни? – мягко спросил он.

– Я привел новенького, – поспешно выпалил Донни. Он понимал, что других шансов у него не будет. – Вы говорили, что это тоже считается. Вы сами так говорили.

Теллиус перевел взгляд на его соседа, хотя на самом деле он заметил нового мальчика сразу, едва только вошел в комнату. В конце шеренги царила тишина, в то время как прочие ребята хвастались друг перед другом, пихаясь локтями. Теллиус повидал немало побитых собак, у которых был такой же настороженный и угрюмый вид, в котором чувствуется некая угроза. Такое он уже видывал и раньше, но мальчику, который стоял возле Донни, должно быть, пришлось поваляться в выгребной яме, чтобы покрыться толстой коркой грязи с головы до пят. Теллиус сморщил нос и наклонился.

Донни поднял голову и заметил отвращение на лице хозяина.

– Мы убегали, вот. Он нырнул в яму с дерьмом. А я спрятался. Нас не заметили.

– А кто за вами бежал, Донни? Странно, но ты не принес ничего, чтобы заплатить за обед. Ты не заслужил кров.

– У ножа лезвие затупилось, ну и не разрезало, вот. Я потянул сумку, а она заметила, ну я и…

– Убежал, – со вздохом закончил за него Теллиус. – С пустыми руками.

– Но я привел вам новенького. Я его нашел, он показался мне голодным, вот я и сказал ему, чтобы шел со мной, потому что я же помню, вы сами говорили, что один новый мальчик равняется жемчужной сережке.

– Верно, Донни. Я помню, что я говорил. Иди и садись ужинать вместе с остальными. Сегодня у нас рыба: да с перцем, такая острая, что у тебя брызнут слезы из глаз.