Александр Бреусенко-Кузнецов - Драконы смеются

– А Драеладру три месяца исполнится через две недели, – напомнила Лулу, – Ута была своему дракону лучшей матерью, чем я.

– Лучшей? Да ведь Ута отдала своего ребёнка Гатаматар, – заметила Кэнэкта с осуждением, – и так мечтала отделаться, что сама же её и приглашала. Очень звала… посоветоваться! – ирония последней фразы могла бы утопить в омуте не только Уту, но и всех, кто с ней знается.

– Ну и что? Ей и правда был нужен совет. Не каждый год женщины драконов рожают, – пожала плечом Лулу, прижимая к другому плечу маленького Драеладра, – а что воспитывать того дракона взялась Гатаматар, тоже понятно: драконице ведь лучше знать…

– Да, лучше, – тряхнула Кэнэкта головой, – только вот сына своего, Куркнарта, без посторонней помощи Ута уже не узнает.

– Да и сам он теперь людей не особенно признаёт, – добавил Эйуой, – . и дракон из него вышел – так себе. Попал под влияние порченного.

– Порченного?

– Да, дракона, лишённого имени. Серого. Того самого, кто потерял жемчужину Драеладра, а потом клюнул на простую приманку и много лет провёл на цепи в замке Глюм.

– Слыхала я о том драконе, – Лулу вздохнула, – кажется, от Чичеро.

Немного погодя о сером драконе, некогда томившемся в замке Глюм, узнал и маленький Драеладр – от карлика Дулдокравна. Вообще-то с этим одноглазым мелким человечком наследник правящей драконьей фамилии общался нечасто, зато – наедине.

Стоило к Лулу Марципарине прилететь драконице Гатаматар, или кому-то из её приспешников, как Драеладра она прятала в крошечной комнатке без окон, куда ни один взрослый дракон не то что не просунется, а и заглянуть не сможет. Вынужденная беседовать с крылатым гостем, Лулу оставляла дракончика на Дулдокравна, либо же на Хафиза. Обоим она полностью доверяла, другим же близким друзьям – Кэнэкте, Бларпу – поручить сына не могла уже потому, что они всякий раз и сами оказывались заняты – как незаменимые в беседах с драконами толмачи и советчики.

Когда с Драеладром оставался Хафиз, он пытался развивать малыша – разучивать человеческий язык, тренировать горделивую осанку и походку, прививать вкус к поэзии уземфского края. Карлик Дулдокравн в своих занятиях с дракончиком был не столь изобретателен. Он всякий раз рассказывал маленькому Драеладру одну и ту же длящуюся несусветную историю, называемую «Как я был посланником Чичеро», причём настаивал, что повествует о подлинных событиях.

Как такое возможно, чтобы живой карлик являлся притом мёртвым посланником Смерти, Драеладр задумался много позже – когда более-менее выучил человеческий язык. Увы, надежда что-либо спросить у Дулдокравна к тому моменту истончилась донельзя. Карлика увели – и вряд ли увели туда, откуда скоро выпустят. Предвещало ли что-то такое развитие событий? Ну, разве что странное поведение провидицы Бланш…

В те же долгие часы, когда одноглазый отшибинец потчевал дракона своей монотонной историей, резонные вопросы ещё не созрели. Драеладр впитывал всё, что ему рассказывалось. И о том, как Дулдокравн вместе с ещё двоими карликами составляли одного Чичеро, и как прятались под чёрным плащом, стараясь никому не показать, что кроме них втроём там никого нет. И как трудно было им втроём ужиться: то-то Дулдокравн и лишился лучшего своего глаза. И как заманил их в замок Глюм подлый великан Плюст, а замок оказался тюрьмой. И как потерялись в том замке два карлика, и Дулдокравн под плащом Чичеро остался один как перст.

Грустно и тревожно было Дулдокравну в одиночку прикидываться посланником Смерти, да слоняться по замку, из которого нет выхода. Вот тогда-то, кстати, и наблюдал одноглазый карлик воздушный бой между замковой башней, мечущей молнии, и двумя небесными замками, что подлетели свыше. Отразили они донными своими зеркалами жестокую молнию обратно в Глюм, да так ловко, что снесли тюремную башню, а узник её – посаженный на цепь серый дракон – ничуть не пострадал, а вырвался на свободу, оглашая небеса… Хотя нет, не оглашая. Молча улетел.

Позднее, вспоминая поведанный карликом эпизод об узниках Глюма, маленький дракон и сам прочувствовал тоскливую жуть положения того злополучного серого дракона, ощутил пробирающий до дрожи холод оков и глухую печаль долгого заточения среди каменных стен.

Нечто подобное испытал и сам Драеладр, прячась вместе с Хафизом в позабытой людьми ветхой хижине. Скрываться в ней им пришлось, чтобы не лишиться свободы, но эта тайная свобода вышла сродни заточению. Вроде, и не прикован, а наружу не покажешься.