Софья Ролдугина: Белая тетрадь

Мой пленитель вздрогнул.

Ему сегодня определенно везло на редкие яды.

Шакаи-ар вызывал инстинктивный страх – «От худа не жди чуда»… но у меня в памяти почему-то вновь и вновь всплывала другая старая пословица: «Где беда, там и смотритель. А где смотритель, там еще две».

Инквизитор нетерпеливо дернул плечом, и это резкое движение словно выдернуло меня из полузабытья. Только вот никогда еще я не просыпалась из грезы в кошмар.

Головокружение.

Ватные ноги.

Жаркое, влажное дыхание шакаи-ар, оставляющее на коже невидимые метки.

Жесткая хватка, острые когти, заполошный стук чужого сердца.

Что чувствует ребенок, которого прижимает к асфальту лапами сердитый дог?

А что, если собаку попытается пристрелить человек, который довел подружку этого ребенка до седых волос?

Страх?

Гнев?

Обиду?

Я чувствовала все одновременно.

– По слову смотрителей!

– И не подумаю! – Горловое, гадючье шипение, яростный блеск чуждых синих глаз.

Я боялась шакаи-ар до ватных ног.

Но инквизиторы мне нравились гораздо меньше.

– В последний раз повторяем – отойди от нее, тварь!

Смотрители. Военная униформа под балахонами – не важно, что ее никогда никто не видел.

Пыточные подвалы – не важно, что о них не принято говорить.

Смотрители…

Они якобы защищают не наделенную даром часть человечества от одаренной. На самом же деле – пытаются прибрать к рукам власть над всеми магическими расами и сословиями. Силой или подлостью – неважно.

Аллийцам – запрет на браки с людьми. Равейнам – строгие ошейники и постоянный надзор. Ведарси – в зверинец. Магов – в Орден.

А всяких там шакаи-ар – под нож.

Значит, я, как равейна, должна быть на стороне… шакаи-ар?

– Ты был предупрежден. Больше предупреждений не будет.

…Да. Потому что от смотрителей добра не ждут. И это их появление сразу после активации амулета… Удивительно вовремя. Вряд ли они просто мимо проходили.

Раз я уже влипла, почему бы не зарыться поглубже?

План родился мгновенно. От меня не требовалось почти ничего – просто открыться до предела, позволяя телепату, шакаи-ар, услышать.

«Эй…?»

Тишина. И потом, осторожное:

«Блокируй канал, свидетели мне не нужны. Чего тебе, малыш?»

Блокировать… еще б я знала, как. Ладно, пора переходить к изложению моего гениального плана. Боги, мама меня убьет, если узнает… Когда узнает… Так, надо мыслить позитивно. У меня все получится.

«Я сейчас устрою маленькую истерику, а ты смотаешься. Идет?»

Ответ пришел с небольшой заминкой. И совсем не такой, на какой я рассчитывала.

«Зачем ты-то в это ввязываешься? Приключений захотелось на свою за… голову?»

Надо бы разозлиться, но я смутилась.

«Не люблю инквизицию. И к тому же ты меня спас…»

А вот он точно разозлился.

«Спас! Как же! Какая романтика! А ты не думаешь, что если бы не инквизиция, я бы просто завершил охоту ужином? – Последовало секундное молчание. – Не думаешь? Идиотка романтичная».

Инквизитор с арбалетом шагнул вперед. С такого расстояния при всем желании нельзя промахнуться.

«Но, с другой стороны, мне сейчас и помощь идиотки не помешает, – рассудительно изменил свое мнение шакаи-ар. – Ну, давай, спасай. Я полюбуюсь».

Голова закружилась, как перед прыжком с высоты.

Я открыла глаза и душераздирающе завопила, отталкивая от себя шакаи-ар:

– А-а-а! Вампир! Настоящий, настоящий! На помощь! – И шарахнулась. Причем «вампир» отлетел в одну сторону, а я – в другую, вцепившись – какое удивительное совпадение! – именно в смотрителя с арбалетом. Стрела, многозначительно свистнув у моего плеча, улетела в небо. Шакаи-ар – в лес. Беззвучно. Серые рванулись за ним, но вовремя сообразили, что даже вдвоем идти против такого хищника безоружными – самоубийство. Очень жестокое.

Серые мазохистами не были.

Я же продолжала концерт, несмотря на подступающую истерику. Смотрители, за неимением других дел, окружили меня заботливой стайкой. Все походило на театр абсурда. На сюрреалистический сон…

Ничего, пусть хоть раз поработают по профилю и успокоят кого-нибудь, а не упокоят.

– Не плачь, девочка. Его покарают. Смертью.

Меня колотило. Бездна, но пусть они не догадаются, что это смех, а не плач…

– То, что я несовершеннолетняя, не значит, что я глупенькая, – прохныкала я. «Глупенькая…» Конечно, теперь они в этом даже сомневаться не будут… но заодно вспомнят, что мне еще и восемнадцати нет. А дети – неприкосновенны, если они не пользуются даром. Сейчас я почти человек. Пожалуйста, пусть они помнят об этом… – По закону… по закону вы ничего не можете ему сделать. Ведь он не, это… не проявлял агрессии.