Андрей Петерсон - Бледнее бледного

– Не держит, – сказала Осси и поднялась с кровати. – Совсем ничего не держит. Пошли.

На улице, тем временем, произошли некоторые перемены.

То есть декорации-то не изменились – все осталось, как и было на своих местах – ничего не пропало и ничего, соответственно, не добавилось, а вот персонаж новый на заброшенной и порядком запущенной сцене появился. Впрочем, строго говоря, новым его можно было назвать, лишь сильно покривив душой и скрестив при этом пальцы в кармане. Почти прямо напротив двери на некотором удалении от трактира сидел, обернувшись своим огромным хвостом, давешний знакомый леди Кай в шипастом ошейнике.

Впрочем, только по ошейнику его и можно было опознать, потому как от роскошного котяры невероятных размеров, каким он явился перед леди Осси утром этого дня, к вечеру остался один лишь скелет. Невероятных же размеров.

Причем, как показалось самой леди Кай, скелет этот позволил себе несколько видоизмениться. Во всяком случае, клыки у него удлинись весьма и весьма, как будто после смерти кота вся сила ушла в их рост, хотя еще и при жизни они достигали размеров весьма внушительных. Теперь же они больше напоминали небольшого размера кинжалы, а сам скелет сильно походил на скелет саблезубой кошки Мейла-кун, виденный однажды леди Кай на одной старинной и сильно выцветшей гравюре.

Скелет этот был потрепан жизнью, по всему видать, изрядно – во всяком случае, два последних ребра с левой стороны были обломаны где-то посередине и теперь топорщились рваными краями, а в голове – то есть черепе этого милого создания – зияла внушительных размеров дыра. Но, похоже, все это нисколько его не беспокоило и ни капельки не смущало, потому, как вид у него был самый решительный и свирепый.

В грудной клетке (а теперь действительно было видно, что это – просто клетка из пожелтевших от времени ребер) медленно пульсировало нечто, очень похожее на темно-серую кляксу, по всей видимости, заменяющее этой твари сердце. Пульсация эта не затрагивала размеры кляксы, а просто сама она становилась то темнее – то светлела до грязно-белого цвета.

Надо сказать, что это впечатляло.

Ошейник, утыканный солидной толщины шипами был зверюге, а точнее – тому, что от нее осталось, явно велик и теперь болтался на шейных позвонках наподобие орденской цепи. Сходство это становилось почти полным еще и из-за того, что к ней был прикреплен блестящий золотом медальон, ранее скрытый от глаз густой шерстью.

«Вот, значит, оно, как… – глубокомысленно изрекла Хода. – Тянет их, значит, обратно…»

Осси ничего не ответила, не сводя глаз со скелета, который, по всему судя, закончил, в свою очередь, изучение девушки, поднялся с места и, не спеша, направился к ней. Двигался он, обходя леди Кай по небольшой дуге, и намереваясь, судя по всему, подойти к ней с левого боку.

Походка его не лишена была грации, и, глядя, как плавно скользил он, еле слышно цокая огромными когтищами по булыжникам мостовой, Осси даже забыла, что перед ней скелет, а не живое существо из плоти и крови. Череп Мейла-куна все время был повернут в сторону девушки, и хотя глазницы его были пусты и сухи, Осси готова была поклясться, что чувствует на себе его очень тяжелый и настороженный взгляд. Рациональному объяснению это не поддавалось, правда, сама Осси, отметив про себя эту необычность, тут же про нее напрочь забыла, занятая больше оценкой потенциальной опасности.

Словно почувствовав это, Мейла-кун остановился, не дойдя до леди Кай всего несколько шагов, лег на дорогу, а затем перекатился на спину, демонстрируя, тем самым, на свой кошачий манер самые миролюбивые намерения. Странное это было зрелище – вальяжно развалившийся посереди мощеной улицы скелет гигантской кошки.

Еще более странным было то, что когда, сочтя эту демонстрацию дружелюбия достаточной, скелет снова поднялся на ноги, он совершенно по-кошачьи отряхнулся, словно забыв, что нет на нем ни плоти, ни шерсти, в которой мог запутаться мелкий мусор. И тем не менее…

Покончив с этим, Мейла-кун также неспешно подошел к Осси вплотную, потерся о ее ноги и уселся рядом, задрав оскаленный череп и всем своим видом выражая покорность и готовность повиноваться.

Леди Кай перевела дыхание – оказывается, она уже некоторое время забывала дышать – и разжала побелевшие от напряжения пальцы, обхватившие рукоять Гасителя. Руку, впрочем, убирать далеко не стала.

Мейла-кун словно прочитав ее нерешительность, снова легонечко потерся головой о штанину, после чего опять задрал голову вверх, уставившись на Осси своими пустыми глазницами. Тихонько позвякивала цепь на его шее, и поблескивал, раскачиваясь как маятник, медальон на ней.