Александр Кучаев - За мертвой чертой

Черноусов большей частью хлопотал возле костра с висевшим над ним казанком, а я занимался снастями. Для большего кайфа между делом, бывало, пили пиво лучших сортов. Бельгийское «пивное шампанское». Или десятипроцентный тёмно-коричневый шотландский эль с приятным кофейным ароматом и сладковатым послевкусием. Или английский эль с добавлением ревеня. Освежающий вкус, приятная лёгкая горечь, нежно заполняющая рот.

Пиво дополняли маскарпоне – коровьим сливочным бесформенным сыром. Или американскими сырами мюнстер, хаварти и монтерей джек. Или рокфором и жирным стилтоном.

Время от времени для разнообразия мы позволяли себе сухие испанские вина из Кастилии или Эстремадуры. Или французское бордо с терпким вкусом и лёгкой горчинкой. Или немецкий айсвайн с его естественной лёгкостью и замечательной уравновешенностью сладости и кислоты. Вино придавало некоторый оттенок благодушия нашему настроению, и жизнь не казалась полностью потерянной. Мы понимали, что это самообман, но иногда невредно обмануть и самих себя.

Впрочем, алкоголь мы употребляли по немного (в какой-то степени тюрьма приучила меня к нему), а больше пили разные охлаждённые соки: томатный, виноградный, апельсиновый, мандариновый… Гоняли калмыцкий, зелёный и другие чаи высших некрашеных сортов. Зимой, отправляясь на подлёдный лов, брали с собой большой двухлитровый термос с горячим кофе или тем же чаем.

Словом, мы не стеснялись в выборе напитков, закусок и прочих блюд, тем самым в какой-то мере вознаграждая себя за моральную и физическую маяту. Кое-что нам доставляла хозяйственная часть, а остальное я добывал сам. Посредством психокинеза. Опять же в некоторой степени я навёрстывал за прошлые годы, когда, нередко, основой моего питания был лишь постный луковый суп с чёрной краюхой и всё тем же солёным огурцом. То есть та еда, от которой синеют и становятся прозрачными зубы.

Однажды утром, ознаменовавшим две тысячи восемьсот тридцатый день нашего пребывания в заключении, когда я и Черноусов только собрались позавтракать тарелкой овсяных хлопьев, кусочком тоста, апельсиновым соком и крошечной, на один глоток, чашечкой крепкого чёрного кофе, в камере, словно сойдя с потолка, появился наш замечательный испанец.

– Ну-с, – сказал он после дружеских объятий, – не надоело вам париться здесь?

– Всё же и так понятно, – ответил Виктор Алексеевич. – Зачем лишние слова?

– Тогда собирайтесь. Уходим на волю.

– Всё наше при нас. Не надо даже подпоясываться.

– В таком случае – в путь. Да, кстати, что это у вас на носу? – вопрос уже непосредственно к Черноусову. – Никак, очоченьки! И давно?.. А ну, снимайте немедленно!

Мой сокамерник снял очки, и дон Кристобаль провёл ладонью перед его глазами.

– Как, лучше теперь?

– Ого, здорово, ничего не скажешь! – воскликнул Виктор Алексеевич. – Мне кажется, что зрение у меня стало как у орла! Пожалуй, сейчас я разглядел бы не только двенадцатую строку, но и тринадцатую, и четырнадцатую, если бы они имелись.

– Точно таким же ваше зрение было в семилетнем возрасте, – сказал испанец.

Не успели мы опомниться, как очутились в том самом знаменитом ресторане «Золотой дракон», в котором началось моё прямое противостояние с классом угнетателей. Мы были одеты, как лучшие люди Лондона, и трое официантов уже вовсю суетились вокруг нас, рассчитывая на щедрые чаевые.

По истечении нескольких минут на столе красовались закуски в виде маринованной морской капусты, копчёной искусственной нототении, блюда из японской рыбы, которую дозволено готовить только самым искусным поварам, суп из малайских ласточкиных гнёзд, бешбармак по-башкирски, калжа по-татарски и много было ещё чего вкусного и питательного. Центр стола занимал запотевший графинчик с натуральной российской хлебной водкой. А напротив восседал весёлый ухмыляющийся дон Кристобаль.

– Вы довольны? – спросил наш освободитель.

– Тем, что вызволили из тюрьмы? – ответил Черноусов. – Конечно, да. Но почему столько лет…

– Обстоятельства не позволили мне вернуться раньше. О них вам лучше не знать – всё равно не поймёте.

– Очевидно, нас будут искать, – сказал я. – И рано или поздно снова засадят.

– Не будут искать, – дон Кристобаль наполнил рюмки горячительным напитком. – В камере найдут два уже остывших тела. Вскрытие покажет, что заключённые умерли от острой сердечной недостаточности. Послезавтра их похоронят на тюремном кладбище. Не беспокойтесь о них – это всего лишь фантомы, материализованные на короткое время. Ладно, выпьем, друзья. За всё хорошее!