Александр Кучаев: За мертвой чертой

В итоге урожайность злаковых культур превысила сто пятьдесят центнеров зерна с гектара, а лесники перестали бояться лесных пожаров, потому что появилась возможность постоянно поддерживать лес в надлежащем влажном состоянии.

Мне доводилось бывать ночью возле подобных уделов. Съедешь с дороги на обочину, выйдешь из машины, а над лугом или полем словно туман стоит. И тихо-тихо так накрапывает и час, и два, и три. Растения же всё выше подымаются и тучнеют, тучнеют прямо на глазах.

Я замерял на этих полях колосья в фазе налива зерна – иной чуть ли не до полуметра доходил. И что интересно: дорожное полотно серое, сухое, а рядом, всего лишь на расстоянии какого-нибудь шага, влажные отяжелевшие стебли и тёмная промокшая земля.

Как-то в ненастный осенний день сидели мы с Виктором Алексеевичем в кафе «Аю». Пили фруктовый сок, слушали лёгкий весёлый шансон в исполнении одной начинающей певицы, а потом вышли на улицу подышать свежим воздухом и немного прогуляться.

За разговором незаметно для себя мы оказались перед входом в исторический музей.

– Батюшки мои! – воскликнул мой спутник. – А ведь я здесь ни разу не был! Может, зайдём?

Признаться, я тоже никогда не заглядывал в этот музей и потому с готовностью согласился.

Довольно таки долго бродили мы по залам, разглядывая многочисленные экспонаты, начиная от эпохи, предшествовавшей скифам и печенегам, и заканчивая последними годами. Я и не знал, что наша история столь продолжительна и богата всевозможными событиями и артефактами.

Уже под конец осмотра дорогу нам преградила большая группа школьников, с интересом слушавших рассказ молоденькой девушки-экскурсовода.

Услышав слова «дон Кристобаль, пришелец из параллельного мира», мы волей-неволей остановились и замерли, стараясь не пропустить ни слова.

Девушка рассказывала о том, как пропадал, загибался провинциальный город Ольмаполь, заражённый дурными нравами его обитателей, и как начавшиеся радикальные реформы помогли найти выход из отчаянного положения.

По ходу повествования она привлекала внимание экскурсантов к экспонатам тех лет. В частности, к телегам с клетками и чанами и понурыми восковыми фигурами проворовавшихся слуг народа. И восседавшими на передках восковыми же фигурами весёлых возниц с кнутами и курительными трубками.

От телег экскурсовод перешла к тарантасам, затем – к преобразователю тёмной энергии, тому самому, что стоял у Трофимова в его Мурашеве, от него – к капсулам жизни Бурца.

Наконец она остановилась перед обычной школьной классной доской, на которой крупным каллиграфическим почерком было написано мелом:

МЫ – НЕ ВОРЫ, ВОРЫ – НЕ МЫ!

– Что такое классная доска? – спрашивали юные экскурсанты. – А что означает слово «воры»?

– На классной доске первоклассники учились писать, – ответила экскурсовод. – А воры… – Она замялась на несколько мгновений, затрудняясь подобрать подходящее толкование данному существительному. – Ну, в общем, этой фразой дети хотели сказать, что они вырастут хорошими порядочными людьми.

– Удивительно, потрясающе! – воскликнул Черноусов, когда мы вновь оказались на улице. И, встретившись со мной взглядом, добавил: – Как быстро летит время, и как быстро меняются нравы рода человеческого! А какая трансформация системы ценностей и качества жизни!

При этих его словах я вспомнил бывшего соседа Ивана Степановича.

На днях мы встречались с ним на Амбарной. Старик пригласил меня к себе на чашку чая и целый час, пока мы чаевничали, рассказывал о Мальдивах, где провёл половину прошлой зимы. И о своих друзьях-пенсионерах, составлявших ему компанию в той дальней поездке. И о том, что следующей зимой собирается отдохнуть в Варадеро, являющемся жемчужиной острова Куба.

А всего лишь несколько лет назад Степаныч начиная с осени и до самой весны не вылезал с базара, торгуя квашеной капустой и солёными огурцами. Чтобы было чем потом расплачиваться за отопительный газ и поливочную воду. Лето же проводил на огороде с мотыгой в руках, обременённый заботами об овощном урожае.

Я взглянул на дисплей телефона. Была половина четвёртого. Пора отправляться домой. Если поторопиться, то можно ещё успеть приготовить ужин для жены и детей.

Непросто было выехать из почти десятимиллионного города, которым к тому времени стал Ольмаполь. Города – населённого порядочными людьми, сумевшими построить новую счастливую жизнь. Такие люди возобладали уже почти по всей России. Элементы порядочности стали брать верх даже на подступах к старым мегаполисам – последним прибежищам коррупции.