Диана Удовиченко - Меч Ронина

Вскоре склонился второй ронин и тут же лишился головы. Тосицунэ, глубоко вдохнув, поднял веер, коснулся им живота. Это было знаком: кайсаку поднял меч, и вскоре все было кончено. Никто не увидел, как над головой Маэда возник серый дракон, похожий на кота, и раскрыл потрепанную тетрадь. Никто не слышал, как он прочел сделанную недавно запись: «Маэда Тосицунэ». Никто не заметил, как душа отделилась от тела, плавно легла на оборванные страницы. Дракон захлопнул тетрадь и взмыл в воздух. Он полетел на север, искать для Тосицунэ тело демона. Вечная жизнь, спасение от смерти – Мадара заплатил другу за подаренную свободу.

Один за другим приговоренные просили меча. Акира сидел неподвижно. Непонятно было, жив он или уже умер. Кумико больше не слышала в сознании его голоса.

Люди на площади перешептывались, удивляясь выдержке, редкостной даже для самурая. Представитель сегуна хмурился: на его глазах рождалась новая легенда. Решив прекратить представление, он сделал знак кайсаку. Но не успел тот замахнуться, как раздался громкий хриплый крик, с неба на голову умирающего упал большой черный ворон. Захлопал крыльями, каркнул и снова взмыл в воздух.

Кайсаку с сомнением посмотрел на Акира, коснулся его шеи, махнул рукой: мертв. Толпа разразилась криками, славя мужество ронина, который не позволил убить его чужому мечу.

А над Эдо парил ворон, летел в сторону леса, унося душу Акира, обещанную тэнгу.

Рука девушки сама потянулась к шкатулке, в которой лежал маленький кинжал. Перерезать себе горло, уйти за ним, не чувствовать больше этой дикой боли… Всего одно мгновение – и наступит забытье. Кумико сжала прохладную рукоять.

«Ты забыла свое предназначение, Кумико-сан? – прозвучал в разуме добродушный старческий голос тенко. – Я скоро отправлюсь к Луне, буду бегать в звездной стае. Кто заменит меня? Я готовила тебя в преемницы».

Душу захлестнул настойчивый призыв леса. Пальцы разжались, кинжал с тихим стуком упал на дно шкатулки.

Кайсаку почтительно накрывали тела ронинов белой тканью, уносили в замок. Помост присыпали песком, чтобы впиталась кровь. Толпа понемногу редела – жители Эдо возвращались к своим домам и делам. Увиденное навсегда запомнилось каждому. Десять ронинов получили бессмертие в народных легендах.

Сильные руки слуг подняли носилки Кумико, и они мягко поплыли сквозь толпу. Никто не заметил, как дверца паланкина отворилась, наружу выскользнула чернобурая лиса. Ловко прокравшись под ногами людей, она выбралась с площади и побежала к лесу.

Разламывалась голова, под закрытыми веками вспыхивали крошечные красные взрывы, каждый раз пронзая глазные яблоки резкой болью. Все тело будто побывало в мясорубке: ныла каждая клеточка и, кажется, даже волосы. Кости ломило и выкручивало, словно у старика на плохую погоду. Во рту было сухо, ощущался противный привкус. Дышалось тяжело, с хрипом. В общем, Дан чувствовал себя так, словно собрался помирать. Он осторожно приоткрыл правый глаз, и тут же со стоном зажмурил: даже тусклый полумрак комнаты усиливал головную боль.

Но сознание включилось, перерабатывая полученные крохи информации. Тяжелые шторы с ламбрекенами, не пропускающие дневной свет. Возле окна – монументальный письменный стол, заваленный всякой всячиной. Кажется, там была груда бумаг, чернильница, банки, пробирки в штативе и несколько курительных трубок. Больше Дан ничего не успел заметить. Ах да, еще книжные полки и этажерка в углу, тоже изрядно захламленная, а рядом на стене висела скрипка…

Пошарив вокруг руками, он понял, что сидит в глубоком кресле. Видимо, долго в нем проспал, потому и затекло тело. Колени укрывал мягкий шерстяной плед.

Одно было понятно сразу: Дан опять оказался не в своем времени. Хотя на такое счастье он уже и не надеялся. Что-то не получалось с пространственно-временным порталом, и он подозревал, что Сенкевич знает об этом больше, чем говорит.

Итак, опять не дома. Это плохо. Но в достаточно цивилизованной эпохе – это хорошо. Интересно, кто он теперь? И где Настя? Впрочем, где бы она ни была, ее легко будет отыскать с помощью дедукции…

Сквозь веки проник яркий свет, вызвав новый приступ мигрени. Дан застонал, закрывая глаза ладонью. Тут же в комнату ворвался поток прохладного свежего ветра, разгоняя застоявшийся, пропахший табачным дымом воздух. Кто-то прошагал к креслу, остановился над ним и произнес с мягким укором: