Виктор Лебедев - Летящий вдаль

– Пошел ты!

– Что такое? Не настроен разговаривать? Куда-то торопишься? – продолжает рейдер. – Обещаю, что не отниму у тебя много времени. Ты ведь знаешь, дружок, что по долгам надо платить? – палец на спусковом крючке опасно подрагивает.

– Жаль, не дотянулись руки до тебя тогда, – сокрушенно вздыхаю я. – Слишком много людей было между нами. А то на твоем горле появилась бы вторая улыбка от уха до уха.

– Да, Ямаха, ты не меняешься, – качает головой Сыч. – И потому твой путь сегодня прервется, а твой байк я заберу себе, в назидание всем остальным. Ты проиграл, Ямаха!

Пушистик ревет за его спиной, словно подтверждая слова хозяина. Дождь усиливается. Мне хочется закрыть глаза и расслабиться. Я знаю, что чудеса закончились. Сейчас в тело войдет раскаленный свинец и отправит мою душу навсегда бродить по царству мертвых. Когда-то это должно было случиться, и лучше умереть в расцвете сил, а не немощным стариком, покрытым язвами, медленно отравляющим себе сознание, ворчащим, недовольным и сожалеющим о прошлом… Черт, что за мысли?! Я ведь практически смирился с поражением! Нет уж, если мне и суждено умереть сегодня, то я встречу смерть, глядя ей в лицо!

Но что это? Черная точка в небе, стремительно растущая в размерах. Из-за льющего дождя плохо видно нового гостя. А гость-то не один! Вичухи! В количестве двух штук! Стремительно снижаются, заходят в пике, как штурмовики времен Второй мировой. Я срываю респиратор. Плевать на то, выстрелит ли Сыч сейчас, испугавшись моих резких движений, или чуть позже. Конец, похоже, у нас с ним будет один.

Но рейдер не стреляет, он удивленно смотрит на меня и не понимает причины моей улыбки.

– Я проиграл, – соглашаюсь я с ним, – но и ты не победил!

Сыч не понимает, прокручивает в голове мои слова, еще и еще раз. Кривится. Глаза его становятся похожими на узкие щелки. А вичухи уже совсем низко. Кого они изберут своей первой целью?

Сыч видит мой взгляд, направленный ему за спину, мои округлившиеся глаза, и усмехается:

– О, нет, Ямаха, этим ты меня не обманешь! На такой трюк может попасться только зеленый пацан!

И в этот момент он слышит хлопанье крыльев за спиной. Вичуха проносится в метре над ним, но своей целью она выбрала не человека. Когти впиваются в холку прижавшегося к земле, вздыбленного Пушистика, а вторая вичуха когтит рыжего зверя в бок. На пару у них вполне достало бы сил унести даже эту тушу, если бы не «колесница». И все равно твари приподнимают Пушистика над землей. Тот рычит и визжит, дергается изо всех сил, и ему почти удается вырваться.

Сыч грязно ругается и отпрыгивает в сторону, чтобы и твари, и я одновременно находились в поле его видимости. Выпускает короткую очередь по ближайшей вичухе и, кажется, задевает своего питомца.

Вичухи на миг выпускают рыжего зверя из своих когтей, но не дают ему упасть – снова подхватывают, рвут на части прямо в воздухе. Пушистик скулит, орошая все вокруг темной кровью. Он не может извернуться и достать лапами до атакующих, а шея его слишком коротка для того, чтобы пустить в ход клыки, и они лишь бессильно клацают в воздухе.

Взбешенный Сыч разворачивается ко мне, но я, по-прежнему лежа на земле, умудряюсь выбить ногой «калаш» из его рук. Автомат плюхается в лужу, поднимая грязные брызги, но Сыч уже нависает надо мной с длинным охотничьим ножом в руке.

– Сдохни, Ямаха!

– Только после тебя!

Мое плечо пронзает боль, рука сразу же немеет и безвольно падает. Я с удивлением смотрю на торчащий из меня нож, пытаюсь отползти чуть дальше, но нога в пыльном ботинке припечатывает меня к асфальту. Я вижу подошву с налипшей грязью практически у своего носа, Сыч наклоняется, и я заглядываю в его наполненные злобой глаза.

– Тебе конец! – он пытается выдернуть нож, чтобы покончить со мной – вспороть мне брюхо или перерезать горло. Из раны в плече течет кровь, силы стремительно покидают меня. Сыч наклоняется ниже и наотмашь бьет меня по лицу, а затем еще раз. Снова дергает за рукоять, высвобождает нож и заносит его для последнего удара, который оборвет мою жизнь.

В этот момент из моего рукава с тихим щелчком выскакивает лезвие. Спасибо неведомому умельцу с Кожуховской, механизм срабатывает четко. Из последних сил я погружаю нож в ничем не прикрытую шею противника. Острое лезвие вспарывает яремную вену, и на меня льется кровь, смешиваясь с моей собственной. А затем наступает тьма.

Небо затянуто серыми тучами. На дальнем плане, у самой линии горизонта, проступают невысокие холмы, словно обведенные темным контуром. Будто художник послюнявил карандаш и прочертил четкие границы. Впереди, насколько хватает глаз, тянется пшеничное поле, колосья слегка покачиваются от душного степного ветерка. Идти вперед легко и приятно, босые ступни проминают мягкую землю, в душе царит умиротворение. Я медленно бреду, раздвигая руками пшеницу – та щекочет мои ладони, покалывает и поглаживает. Бескрайнее желтое море вокруг. На западе тучи чернеют, собирается дождь. В этой духоте он бы явно не помешал. Снимаю потертую косуху и закидываю ее на плечо.