Максим Хорсун - Темный дом

У «Зебры» сенатора ждали. Не особенно таясь, в то же время – не афишируя своего присутствия. Вряд ли он успел бы понять, что случилось, как оказался бы в руках людей, пришедших по его душу.

Если бы не женщина. Она выглянула из-за угла «Зебры» в явном нетерпении, и Шимченко, осматривая территорию мини-отеля сквозь ветви лещины, мгновенно узнал ее. Анна Грабштатте – штучка из UFOR, а скорее всего – не только из UFOR. Они не были знакомы, но Шимченко давно выяснил, кто копает ему яму в Новосибирском округе.

В планы Шимченко не входило быть арестованным «касками», тем более – если они действуют по инструкциям Госдепа. Глазом моргнуть не успеешь, как очутишься где-нибудь в Гуантанамо, в камере пыток. А это – билет в один конец. Шимченко не сомневался, что «западные партнеры», получив законные основания для ареста, живым его не выпустят.

Он стал осторожно отступать. Снова – в сторону Зоны, прячась за стволами и кустарниками.

– Добрый день, господин сенатор, – прозвучал за его спиной тихий вежливый голос.

Шимченко судорожно обернулся. Перед ним, словно из-под земли, возник короткостриженый тип в камуфляже. Быстрый и точный в движениях, он бесшумно отобрал у сенатора пистолет и защелкнул на запястье браслет наручников. Второй браслет короткостриженый закрепил на своей руке и только тогда представился:

– Майор Шевцов.

– Я просто гулял в лесу. – Шимченко надул щеки. – Мне надо позвонить адвокату.

– Безусловно, – ответил майор. – В нашем управлении есть телефонный аппарат.

Они двинулись через лес по знакомой Шевцову тропе. К ним так же бесшумно присоединились еще семеро хорошо вооруженных людей в камуфляже.

Стояла прекрасная погода. Дул теплый ветер, шумели не по-осеннему зеленые кроны. Сквозь листву светило солнце, роняя на идущих людей золотистые блики.

…Садовников упал возле похожей на гигантского паука коряги. Теплый, пахнущий прелью туман обступил его со всех сторон и облапил влажными ладонями. Зона притихла, дожидаясь предсказуемого финала.

Стиснутые на животе руки сводило судорогой. Дыхание было натужным, прерывистым. Взгляд застыл на распростертых сверху паучьих лапах корней.

Хрустнула ветка, зашуршала сухая трава. Не было сил приподнять голову, чтобы посмотреть, кому вздумалось приблизиться. Да, в общем, сталкеру стало уже все равно.

Кто-то остановился рядом и, кажется, что-то произнес. Садовников не расслышал: голоса, звучащие в его голове, слились в «белый шум».

Кто-то задрал рукав его футболки и всадил в плечо иглу. Кто-то присел рядом.

Лишь когда инъекция подействовала, и в голове немного прояснело, Садовников узнал склонившуюся над ним Гаечку.

– Убери лапы, – потребовала она. – У меня здесь стерильная салфетка и бинты. Поставим заплатку на брюхо, а потом я тебя вытяну.

Садовников застонал, позволяя ей заняться раной. Дело у Гаечки шло споро, во время перевязки она курила и бормотала ругательства.

– Кто это так тебя? – спросила сталкерша. – Филя? Гаденыш… Я сразу поняла, что живыми нас не отпустят. Шла за тобой, чтоб помочь, но не успела: Зона!

– Все-таки ты ко мне неравнодушна! – слабо улыбнулся Садовников.

– Скажешь еще! Впарился ты мне, Костыль! – Гаечка отправила окурок в «комариную плешь». – Но ты – мой гуру. И человек вроде не совсем плохой, хоть и болен на всю башку. Не дам я тебе загнуться – будь спокоен!

– И на том спасибо, – ответил Садовников. – А можно еще чуть-чуть болеутоляющего?

Гаечка вытянула из рюкзака тускло серебрящуюся вещицу. У Садовникова быстрее забилось сердце: он узнал хабар из ботанического сада. Как артефакту так быстро удалось сменить владельца? Зона не дает четких ответов, она лишь ставит новые вопросы.

– А меня, кстати, зовут Маша, – сказал бывшая стажерка, и «серебряная устрица» в ее руке выпростала веер тончайших нитей. Садовников, прикусив губу, наблюдал, как нити тянутся к окровавленным бинтам, как по ним струятся волны чистого света. Все это он уже видел, когда стоял над умирающей Гаечкой, собираясь выбросить злосчастный хабар, а тот вдруг ожил, затрепетал, развернулся. Сейчас же доля поменяла Садовникова и сталкершу местами, но хабар снова делал свое дело: боль мгновенно отступила, а рана вроде перестала кровоточить. Эта штука была вроде «белого браслета», но гораздо сильнее и, наверное, интеллектуальнее.

«Серебряная устрица» раскрыла створки. Гаечка подставила руку, и на ее ладонь свалилась золотая жемчужина.